Глава 3-1

(начало книги - здесь)

Юрий Кольцов проснулся от звонков трамвая, доносившихся с улицы. Голова была тяжелой, мысли путались, он сел на раскладушке и осмотрелся, слева на стене картина маслом, заключенная в тяжеловесную золотую раму - зимний пейзаж Васильевского острова. Рядом другая картина, поменьше, тоже вечерний городской пейзаж: люди, спешившие куда-то, трамвай с открытыми дверями, на другой стороне улицы магазин «овощи – фрукты» и женщина с хозяйственной сумкой. 

Несколько лет назад хозяйка квартиры была хорошей художницей, но потом встретила не того человека, пережила смерть ребенка, ушла от мужа, и встретила другого мужчину, не лучше первого. Все покатилось под гору, теперь тут давно никто не рисует, о прошлом напоминает несколько картин, чудом сохранившихся.   

Женщина, лежавшая на кровати у окна, беспокойно заворочалась. Желтые волосы, покрытые лаком, казались стеклянными, на шее темная родинка с полгорошины, на шее серебряная цепочка с крестиком. Женщина натянула на голову простыню и, кажется, снова заснула. Комната узкая и длинная с высоким потолком, на спинке венского стула синие штаны и чёрный свитер грубой вязки, на столе овальное блюдо с куриными костями и засохшими ломтиками запеченной картошки. Три пустых бутылки из-под портвейна, четверная - почти полная, заткнута пробкой. У стены радиола «Ригонда» с поднятой крышкой, на табуретке стопка пластинок в истрепанных бумажных конвертах, в дальнем углу его чемодан, фанерный с металлическими уголками. 

Кольцов наскоро оделся, сел на кровать, поближе к столу.  

- Юра, ты уже уходишь? Не отпущу. Подожди… Мы же вчера хотели серьезно поговорить. 

Голос был глубокий, низкий.  

- Вика, я постараюсь вечером вернуться, - сказал он. – Тогда поболтаем.

 Наверное, она поняла, что это вранье. Кольцов вытащил бумажник и пересчитал деньги, кажется, вчерашним вечером их было больше, но кое-что еще осталось – и ладно. Он заткнул в бумажник несколько купюр, остальное положил на подоконник, у стопки журналов «Работница».

- Спасибо, - сказала женщина. – А то с деньгами совсем туго…  

Он встал, открыл форточку, снова присел на кровать, вытащил сигарету из бумажной пачки, закурил. Женщина заворочалась, придвинулась ближе, ухватила его за талию, сплела руки.

- У нас что-нибудь осталось? – женщина продолжала держать его за талию. – По глоточку?

- Почти целая бутылка. Но я не буду.

Он докурил, расплел женские руки, поднялся, вышел в коридор, узкий и темный, включил свет. На полу возле вешалки лежал мужчина лет сорока пяти, грузный, высокий, в трусах и майке, он внимательно посмотрел на Кольцова снизу вверх и протянул ему руку, чтобы помог подняться. Кольцов переступил через человека, прошел в ванну, быстро умылся, вышел обратно, хотел снять с вешалки короткое пальто и кепку шестиклинку, но мешал человек, сидевший на полу, привалившийся спиной к стене. С неожиданным проворством он встал.   

- Я Артем, Викин муж, - сказал мужчина. 

- Знаю я, кто ты, - ответил Кольцов. – Не впервой встречаемся. А теперь отвянь.  

- С хорошим человеком можно еще раз познакомиться. Ты ходишь к нам, как к себе домой, будто Вика – шлюха с вокзала. А меня вообще… в природе не существует. Запомни: я тебя прирежу, если появишься еще хоть раз. Кишки на хрен выпущу. Но сначала, пока ты живой, ложкой глаза выну. Я, мать твою, кадровый офицер, в ВДВ отбомбил почти десять лет. Как-нибудь с таким хлюстом справлюсь. Думаешь, я лох?

Мужчина был почти на полголовы выше Кольцова и вдвое толще. Он навалился большой бабьей грудью, одной рукой вцепился в горло, прижал к стене, другой рукой, похожей на совковую лопату, зажал рот и нос, попытался провести болевой прием, но Кольцов перехватил инициативу. Открытой ладонью съездил Артема в подбородок, завладел его правой рукой, крутанул ее по часовой стрелке, дернул запястье на себя и вверх. Согнув корпус, перебросил противника через бедро. 

Падая, тот закричал от боли, ухватился за вешалку, сорвал ее со стены, опрокинул галошницу и тяжело рухнул на пол. Кажется, стены задрожали, под потолком дрогнула и на секунду погасла лампочка на коротком шнуре, Артем ухватился за галошницу, из ее необъятного нутра вывалил на себя целую гору сношенных опорок, и снова оказался на том месте, с которого поднялся.   

- Дожил. Уже в собственном доме метелят, - промямлил он, тяжело застонал и лишился чувств, из носа пошла кровь. 

Вика, распахнув дверь комнаты, в своей полупрозрачной ночной рубахе, розовой с белыми кружевами на груди, уже стояла на пороге. Она закричала:

- Умоляю, Юра, не трогай… Не бей его.   

Артем сидел на полу с раскрытым ртом. Кольцов покопался в бумажнике, вытащил пять рублей, скатав купюру трубочкой, сунул ее в рот Артема. Тот пришел в себя, вытащил деньги изо рта. Вика молча наблюдала за мужем и вытирала слезы, кажется, она была готова его пожалеть. 

- Он меня избил, - сказал Артем, глядел по сторонам, стараясь найти доказательство своих слов. – Сукин сын, избил меня, в моем же доме. Господи… Похоже, руку мне сломал.

Кольцов надел пальто и кепку, вернулся в комнату, подхватил чемодан, вышел на площадку и захлопнул дверь. Он спустился вниз, остановился в темном дворе-колодце, поднял голову, с низкого неба сеялся дождик. Через арку он вышел на улицу, посмотрел на часы, - еще слишком рано для встречи с бывшей женой, он завернул в закусочную, здесь стояла молчаливая мужская очередь. В городе было трудно достать водку, а здесь ее отпускали с буфетной наценкой. 

Устроившись за столиком у окна, он съел порцию вареных сосисок, банку консервированной рыбы и, чтобы не болела голова, выпил сто пятьдесят беленькой. Он вышел под дождь, проехал несколько остановок на трамвае, прошел пару кварталов пешком. 

  *    *    *

Бывшая жена назначила встречу в кондитерской «Буратино». Кольцов сразу заметил ее, одетую в кремовое шерстяное пальто, бордовый шарф вокруг воротника, высокие сапоги на шпильках, он слышал, что Ирина замужем за врачом гинекологом с обширной частной практикой, врач воплотил в жизнь мечты супруги, теперь она счастлива и одевается лучше всех в городе. Ирина сидела в углу у окна, нервно комкала в руках салфетку, смотрела на улицу, - она не выглядела счастливой. На столике большая чашка кофе, на блюдце корзиночка из песочного теста с ядовито желтым кремом. 

Он подумал, что бывшая жена похудела и подурнела, браки с преуспевающими врачами, даже гинекологами, женщину не красят. Кольцов заплатил в кассе за кофе с молоком и два песочных пирожных. Погруженная в свои мысли, Ирина заметила бывшего мужа, когда он уже присел за столик напротив нее, - посмотрела долгим изучающим взглядом, будто ощупала его лицо холодными пальцами, сделала про себя какие-то умозаключения и вздохнула. 

- Ты неисправим, – сказала она вместо приветствия. – Обязательно было пить? Хорошо, что я не выполнила твою просьбу и не привела Дениса на встречу с хмельным папочкой. 

- Я знал, что ты его не приведешь, - буркнул Кольцов. – Поэтому позволил немного…

Он понял, что разговор с самого начала превращается в базарную перебранку, которым они потеряли счет еще в браке. 

- Ты отлично выглядишь, - сказал он. – Потрясающе. Такая молодая и модная, как модель из французского журнала. Скажу больше: я бы на тебе женился во второй раз. 

Он придумал еще несколько убогих комплиментов, Ирина впервые улыбнулась. Ей всегда нравилась такая чепуха, она, по-аристократически, отставив мизинец, подняла чашку, пригубила кофе и даже не поморщилась. 

- Феликс Эдуардович, когда узнал о твоей проблеме, сразу же без долгих уговоров согласился помочь. Он добрый интеллигентный человек. Даже слишком добрый,  иногда себе во вред. Он всегда откликается на чью-то беду, не умеет отказывать. Он не забыл, что ты не стал чинить препятствий с усыновлением Дениса. Моему мужу Бог своих детей не дал, Денис для него как родной. Но на месте Феликса я бы тебе все равно не стала помогать, - да, за все твои прошлые художества. Но он из другого теста слеплен, короче, он согласился прописать тебя в нашей старой квартире.

- Ты там больше не живешь?

- Господи, какая разница… Сейчас наступило такое время, когда человек может иметь две, даже несколько квартир. Другое время, понимаешь? От тебя требуются некоторые документы. Паспорт для начала.

Кольцов полез во внутренний карман пальто, вытащил паспорт и бумажку, завернутую в пластиковый пакетик. Ирина посмотрел продолговатый листок, прочитала текст, перечитала его, будто не поверила своим глазам. 

- Справка об освобождении, - она скорбно сжала губы. – Я почему-то была почти уверена, что с твоим-то характером, с твоим складом ума ты обязательно попадешь в исправительное учреждение. Ну, за ту, за другую сторону колючей проволоки. К этому все шло… Ну, к посадке. 

Кольцов плохо понимал, что именно шло к посадке, и не хотел спорить о том, чего не понимал. Но почему тогда бывшая супруга, когда поняла неизбежность катастрофы, суда и тюремного срока, не предупредила, не предостерегла его от опасности? Он склонил голову и беспомощно развел руками, - да, с таким характером мне место только там, за колючкой. Жизнь сама привела к этому печальному, но закономерному финалу.  

- Но почему справка на фамилию Кольцов, а не Кузнецов?

- Я сменил фамилию, официально, - он выдал порцию заранее приготовленного вранья. – У меня есть справка… Пожалуйста, если нужно. Понимаешь, я не хотел, чтобы меня что-то связывало с прошлой жизнью. Пусть все начинается с чистого листа. Так будет лучше. И для тебя, и для меня…  

- Что ж, хотя бы здесь ты поступил по-мужски. Деликатно. Но почему письма от тебя приходили в гражданских конвертах, обычных, с маркой, а не номером ИТУ?

- Я просил людей, которые выходили на волю, отправлять письма в почтовых конвертах, - хоть тут врать не пришлось. - Не хотел, чтобы ты знала… И сын тоже. И вообще… Я ведь не на курорте отдыхал.  

- Судя по этой справке, на блатном языке она, кажется, называется портянкой, - ты имеешь право жить в крупных городах, включая Москву и Питер. Значит статья не тяжкая. За что тебя посадили?

- Разве это имеет значение? После нашего развода я связался с плохой компанией и дальше пошло-поехало. Докатилось до тюрьмы. 

- Господи… Но ты же прапорщик морской пехоты, у тебя есть боевые награды… Впрочем, да… Теперь твое славное прошлое, уже не имеет значения. Ты сам все перечеркнул. Ладно, что было, то было… Но с одним только паспортом и этой лагерной портянкой, которую мне противно держать в руках, - тебя в Питере не пропишут, нужна справка с места работы. Ты работаешь? Глупый вопрос. Кто возьмет бывшего зека? Тебе можно поручить чистить плевательницы где-нибудь на автобусной станции. И то с испытательным сроком. Борец за чистоту… Звучит.

Кольцов молча проглотил эту пилюлю, только подумал, что характер Ирины даже в новой благополучной жизни остался прежним, злым, ироничным.  

- Тебе виднее. Ты юрист по гражданским делам.

- Бывший юрист, - она пригубила кофе. - Я давно не работаю. Теперь в этом нет необходимости. 

- А насчет борца за чистоту… Я нашел нормальное место. Для оформления нужен паспорт с пропиской.    

- Что за работа?

- Матросом, в Балтийском пароходстве.

- Хорошо, прекрасно, - кивнула Ирина. – Ты будешь уходить в плавание на полгода и перестанешь донимать меня просьбами. Что ж, Феликс Эдуардович обещал помочь, он все сделает. Через два-три дня получишь паспорт. Со штемпелем о прописке. 

- Так быстро? 

- У моего мужа друзей - половина города. Настоящих друзей, а не собутыльников.        

- Да, да, он же гинеколог…

- Ты чем-то не доволен?

- Все в порядке. Спасибо тебе и твоему новому мужу. Он действительно добрый человек. Передавай привет и все такое прочее. И большое спасибо. Я всегда помню добро и если нужно…

- Все такое прочее, включая привет, я передам. От тебя ничего не требуется. Ничего. Позвони завтра вечером. Кстати, ты по фене ботаешь? Научился? – Ирина рассмеялась своей шутке. – Ну, с волками жить – по волчьи выть, - и снова засмеялась. 

Настроение бывшей жены пошло в гору, видимо, до сегодняшней встречи она еще питала какие-то иллюзии, какие-то сомнения, пусть мимолетные, легкие, о том, правильно ли поступила, когда подала на развод… Но теперь, с появлением этой портянки об освобождении, этого жалкого человека, с утра уже хмельного, исхудавшего, бледного, в поношенном пальтеце и блатной кепочке, не мужчины, а полного жизненного банкрота, - все сомнения развеялись. Разумеется, она поступила правильно, иначе было нельзя, правильно – и точка.    

Ирина убрала справку в пластиковый пакетик, опустила в сумочку, поднялась и, не прощаясь, ушла. Через окно Кольцов наблюдал, как бывшая жена переходит улицу и садится за руль ярко красного «форда скорпио», последней модели. Хлопнула дверца, Ирина укатила в свою благополучную счастливую жизнь, Кольцов сгрыз пирожные, похожие на коровьи лепешки, запивая их кофе. Он вышел из кондитерской и отправился на поиски сигарет, потратил на это около часа, и пришел к заключению, что в этой стране с прилавков магазинов и киосков чудесным образом пропадает все, абсолютно все, причем сразу и навсегда. 

(Продолжение здесь)