globallookpress.com
Сделанное 4 мая официальным представителем Минобороны РФ Игорем Конашенковым заявление, согласно которому российские вооруженные силы будут находиться в Сирии до уничтожения террористических группировок «Джабхат ан-Нусра» и «Исламское государство» (ИГ) во многом проясняет ситуацию относительно дальнейших действий Москвы в этой стране.
Во-первых, теперь уже окончательно стало ясно, что на самом деле никакого «вывода» контингента из этой страны в обозримой перспективе не будет.
Во-вторых, «туман» относительно целей и задач Москвы в Сирии (и регионе в целом) развеялся – это достижение «физической» победы над джихадистскими группировками, получающими серьезную помощь из-за рубежа как через каналы саудовских и турецких спецслужб, так и путем покупки у них нефти и исторических артефактов странами Запада.
Наличие такой поддержки (и в том числе предоставление для них тыловых районов той же Турцией) изначально делает борьбу против моджахедов крайне сложной.
В любом случае, произошедший в марте вывод из Сирии значительной части группировки российских войск с последующей активизацией там боевиков, небезуспешно контратакующих правительственные силы даже при сохранении существенной поддержки режима Асада из России, Ирана, Ирака и Ливана продемонстрировали ее явную недостаточность даже для гарантированного сохранения его нынешних позиций.
Стало быть, у Москвы возникает потребность снова усилить там свое военное присутствие для соответствия той высокой роли, которую она объявила устами Конашенкова.
Иными словами, в данном случае она может пойти путем США во Вьетнаме, которые в 1963 г. заметно сократили свое военное присутствие в этой стране, но затем в 1964 г. были вынуждены резко его усилить по причине резкого ухудшения ситуации.
И хотя ранее многие эксперты критиковали прежнее положение дел, при котором осуществлялось российское вмешательство в Сирии – особенно состояние неопределенности с целями и сроками пребывания там наших войск, «признание» Конашенкова делает позицию Москвы гораздо более уязвимой.
И дело даже не в том, что ее «доброжелатели» (в том числе и из числа западных стран) будут всячески срывать российские успехи в этой борьбе (например, через поддержку по линии спецслужб «оппозиции», периодически переходящей на сторону террористических группировок).
Ранее Россия всегда могла облечь условия пребывания своих войск в Сирии опять-таки туманной и мало к чему обязывающей формулировкой «помощи законным властям САР (Сирийская Арабская Республика) в борьбе против международного терроризма». Это позволяло Москве, не связывающей себя конкретными обязательствами, вести себя на сирийском направлении достаточно гибко и в случае необходимости достаточно оперативно вывести оттуда находящийся там воинский контингент.
Но теперь мы оказываемся достаточно четко привязанными к заявленному обязательству «война до победного конца» (до которой пока еще очень и очень далеко), тогда как раньше имели реальный шанс переложить ее основную тяжесть на Иран, конкурирующий с нами за влияние не только в Дамаске, но и на Кавказе, а также в Средней Азии и уже плотно увязший в «сирийском болоте».
И хотя благодаря российской поддержке сирийской правительственной армии удалось ликвидировать критически опасный прорыв моджахедов той же «Нусры» к одному из главнейших оплотов режима Асада – Латакии, на других ключевых направлениях особенно в районе Дамаска и Алеппо, частично находящихся под контролем боевиков или в осаде, положение по-прежнему весьма тяжелое.
Что же касается пути выбора Москвой усиления вмешательства в Сирии – то, разумеется, всегда можно достаточно оперативно перебросить туда дополнительные силы боевой авиации. Но как известно, решающее значение для исхода противостояния традиционно имеет схватка «на земле», что потребует неизбежного усиления российской сухопутной группировки. А это, в свою очередь, чревато заметным увеличением потерь в дополнение к уже известным. У того же Ирана они исчисляются сотнями человек только убитыми.
И, наконец, возникают вопросы относительно стоимости такой «войны до победного конца» в плане экономическом. Ведь что бы не говорили о том, будто затраты на действия российских войск в Сирии адекватны соответствующим расходам на проведение учений, реально это не так. Хотя бы потому, что круглогодично они в подобных маневрах ранее не участвовали. В любом случае, расширение рамок войны неизбежно потребует выделения дополнительных средств, что усугубит нагрузку на уже испытывающий серьезные проблемы бюджет РФ.
Следует заметить, что очень многие россияне уже почувствовали на себе влияние нынешнего кризиса. При этом у Москвы к настоящему времени уже сильно истощились средства, накопленные в «тучные нефтяные годы» и более-менее уверенно в плане финансовых поступлений при нынешнем положении дел она может себя чувствовать до сентябрьских выборов. В крайнем случае – до начала 2017 г.
Вопрос – что будет дальше с учетом истощения средств Резервного фонда при сохранении цен на нефть ниже 85 долларов за баррель, той самой «красной черты», за которой России неизбежно в случае продолжительного сохранения подобной ситуации придется обратиться к внешним заимствованиям. Вопрос – кто и на каких условиях предоставит подобные займы с учетом непростого диалога Москвы с Западом. Получение же их из Китая автоматически сопряжено с дальнейшими уступками ему по освоению российского сырья и, стало быть, снижением поступлений в казну в будущем.
Как бы там ни было – в условиях нынешнего финансового кризиса подобная война может лишь еще больше ухудшить и без того неопределенное экономическое положение России.
И, наконец, неизбежно встает и проблема относительно рамок борьбы против того же запрещенного в РФ «Исламского государства». Например, без его гарантированного уничтожения в Ираке говорить о победе над этой организацией в Сирии не приходится. Как известно, ранее США достаточно четко обозначили «красную черту», которую России не следует переступать даже в совместной борьбе против терроризма – это иракская граница.
Кроме того, учитывая «метастазы», которые дало ИГ в Ливии, Нигерии («дочерняя» организация «Боко Харам»), Сомали (группировка «Аш-Шебаб»), на Филиппинах («Абу Сайяф») и др. возникает вопрос и о «географии» борьбы Москвы против подобных «филиалов» «Исламского государства» по всему миру.
Во всяком случае, логика борьбы «до победного конца», о которой, по сути, заявил Игорь Конашенков, заставляет задуматься об этом.
Иными словами, заявление высокопоставленного представителя Минобороны РФ вызывает очень много болезненных вопросов, на которые пока российские власти, к сожалению, не дают вразумительного ответа.
Больше новостей и ближе к сути? Заходите на ленту в Телеграм!
Добавляйте CСб в свои источники ЯНДЕКС.НОВОСТИ.