Фотоаппарат «Зенит Е», найденный в квартире Голуб, был отправлен на техническое исследование. Выводы экспертов таковы: фотографии чертежей подводной лодки выполнены другим аппаратом. Допросы Оксаны Голуб, которые ежедневно проводили два опытных сотрудника КГБ, пока не принесли результатов. То ли эта дамочка обладала недюжинным актерским дарованием и талантом врать убедительно, на эмоциях, со слезами и обмороками, то ли действительно была чиста перед законом, ну, насколько вообще может быть чистым перед законом работник советской торговли или бытового обслуживания.

Гончар присутствовал на одном из допросов, который растянулся с раннего вечера до глубокой ночи. Он молча сидел на стуле в темном углу и смотрел на женщину, ослепленную светом настольной лампы. И десяти дней не просидела за решеткой Голуб, а как изменилась, сбросила килограммом пять веса, цвет кожи сделался серым, лицо одутловатым, глаза поблекли, стали похожи на серые плоские пуговицы. Налитая русской красавица превратилась в старую ведьму, совсем расклеилась, хотя к ней еще не применяли мер физического воздействия. Гончар решил, что с Оксаной Сергеевной можно поваландаться еще неделю-другую, а потом, если не сделает признательных показаний, придется назначить ей комплексную психиатрическую экспертизу и отправить в институт имени Сербского.

В психушке, Голуб узнает то, чего не дано знать простому смертному, - что такое ад на земле. Возможно, ей захочется умереть, - удавиться на простыне, кусочком стекла перерезать горло или выброситься из окна, - чтобы сразу и насмерть. Но нет там ни простыни, ни окна. Только темный ужас боли и страха. Она будет вспоминать тюрьму с теплым ностальгическим чувством, словно родной дом, обитатели которого относились к ней с лаской и добротой, почти любили.

Если после «психиатрического обследования» она окончательно не свихнется и не заговорит, придется как-то решать ее судьбу. Что ж, в любом случае на воле Голуб больше нечего делать, выпускать ее нельзя ни при каких обстоятельствах. Значит, Оксана Сергеевна сядет по валютной статье, на этот раз не получит от суда никаких скидок. И если выйдет когда-нибудь на волю, через много лет, впрочем… Так далеко загадывать смысла не имеет.

Вадим Егорович Шубин на третий день, как Голуб исчезла, попытался найти ее. Позвонил на работу, представился другом, имени своего не назвал. Ресторанный администратор, говоривший по телефону, был заранее подготовлен, как отвечать на вопросы. Сказал, что у Голуб неприятности, сотрудники ОБХС нагрянули, Оксану Сергеевну задержали при получении взятки, устроили обыск. На следующий день Шубин позвонил давнему приятелю, большому милицейскому чину из МВД, и просил не в службу, а в дружбу навести справки, что за неприятности у Оксаны Сергеевны, можно ли как-то помочь хорошему человеку. Через пару часов Шубину перезвонили. Его приятель очень сухо сказал, что Голуб задержана за получение взятки, причем в валюте, в ресторане сотрудники ОБХСС организовали проверку, - и концы с концами не сходятся. Цифры еще будут уточнять, но уже сейчас понятно, - воровали с размахом. Помочь тут нельзя, дело слишком серьезное. Шубин прикусил язык и больше никого своими расспросами не беспокоил.

Сын Голуб некий Владимир, избалованный увалень двадцати пяти лет не плакал, ничего не просил. Он искренне не понимал, за какую вину оказался в следственном изоляторе и чего от него хотят. Да, он занимается фарцовкой, перепродает разный дефицит, - от рубашек до обуви, - потому что денег на ночные попойки, рестораны и девочек, постоянно не хватает, хотя мать - человек не жадный, но ее карманы не бездонны. Одна мысль, что бросить человека в тюрьму только потому, что он заработал сто рублей на перепродаже какой-то тряпки, - кажется абсурдной.

Да, Володя попадал в милицию, и не раз, в последний год ему особенно не везло, - менты лютуют, чистят Москву к Олимпиаде, - но мать всегда вытаскивала, из любых неприятностей, все кончалось быстро. Гончар увидел Владимира Голуба во время очередного допроса, парень был уже основательно помят, он начинал понимать, что шутки кончились, на мать больше надежды нет, - и по-настоящему испугался.

Гончар сидел на стуле в углу, курил и стряхивал пепел в консервную банку. Парень показался ему наглым и лживым. Перепугавшись, он стал давить на жалость, как говорят блатные, раскидывал чернуху, - врал в глаза и часто вспоминал, что у него слабое здоровье и, главное, больное сердце, - было дело, как-то раз перенервничал и чуть не умер от сердечного приступа, вот и сейчас - ему шаг до смерти. Гончар одну за другой курил и думал, что у этого малого кишка тонка связаться с иностранными шпионами, для этого нужно мужество, самообладание, воля, - а этот трус и тряпка. Суд может определить ему за тунеядство и спекуляцию года три-четыре в колонии поселении или в ИТУ общего режима, - ну, это в лучшем случае. Но Гончар приложит силы и сделает так, чтобы Володя сел надолго.

* * *

Накануне на съемной квартире у Белорусского вокзала задержали гостиничного вора Максима Зозулю, обворовавшего Томаса Нила. Сутки Зозуля провел в отделении милиции, оттуда его привезли в «Матросскую тишину», сняли первичные показания и отправили в одиночную камеру. Вечером вызвали на первый допрос. Как обычно, Гончар занял стул в темном углу, стал слушать и смотреть.

Зозуля был похож на лощеного иностранца. На вид лет тридцать пять или чуть больше, тщательно выбрит, светлые вьющиеся волосы зачесаны назад, смазанные гелем и блестят. Одет в светлый костюм, сшитый на заказ, рубашку в мелкую синюю клеточку и ботинки с пряжками. Максиму уже объяснили, что на этот раз дело серьезное, условным сроком он не отделается. Мало того, - речь не о жалкой гостиничной краже, а о вещах куда более серьезных. Если вздумает соврать или что-то утаить от следствия, будет жалеть об этом долгие-долгие годы, которые он проведет в колонии, голодной и страшной, с дикими волчьими законами, где-нибудь за полярным кругом.

Верхний свет был погашен, горела только настольная лампа и лампочка над дверью. Один оперативник сидел за столом, задавал вопросы и писал протокол. Второй опер в рубахе с засученными по локоть рукавами, молча стоял за спиной Зозули и держал в руке резиновую палку на ремешке. Зозуля был закован в наручники, хотя с ворами такие штуки не практикуют. Он отвечал на вопросы, как бы ненароком откидывал со лба прядь волос, а сам поворачивал голову набок и косил взглядом за спину, словно ожидал удара и поеживался, хотя холодно не было. Зозуля по часам рассказал весь свой день и, заметно волнуясь, дошел до того места, когда в половине второго ночи открыл дверь номера на пятом этаже в гостиницы «Минск» и переступил порог.

Пахло шампанским, разлитым по столу и каким-то одеколоном, противным таким, вроде нашего «Шипра». Окна, что на улицу Горького, не занавесили, поэтому было почти светло. Постоялец спал на груди, громко сопел и причмокивал. Бумажник он, видимо, спрятал под подушку, - туристы не доверяют гостиничной обслуге, - но во сне ворочался и вытащил. Зозуля взял все, что было, - двести восемьдесят долларов купюрами разного достоинства, а также четыреста рублей с какой-то мелочью. Еще в бумажнике оказались водительские права, карточка социального страхования, американская, - в документах Зозуля немного разбирается, - и много каких-то бесполезных бумажек, квитанций и чеков. Он заглянул в эти квитанции, просто ради интереса, но имя иностранца не запомнил.

Бросил пустой бумажник на пол, ударом ноги отправил его под кровать. И хотел уже уходить, но подумал, что, раз хозяин просыпаться не хочет, его надо наказать, - прихватить и вещи. Коридор пустой, служебный вход открыт, - условия шикарные, не работа, а курорт. Открытый чемодан стоял возле подоконника на кресле, Зозуля покопался в нем и перешел к шкафу. Нашел несколько приличных рубашек, летнюю куртку, две пары джинсов, три пары ботинок, из них выбрал новые. Тащить чемодан не хотелось, и тут, шаря рукой по днищу шкафа, нащупал матерчатую сумку, довольно вместительную, на ремешке. Он сгреб туда улов, выглянул в коридор, затем вышел из номера, толкнул дверь на лестницу.

Когда выходил через служебный ход, никого не встретил. Дошагал до машины и уехал. Это был удачный вечер, он даже не вспотел, а заработал прилично. Деньгами он не стал делиться с Викой, девочкой, которая навела на иностранца и подбросила ключ от номера, - зачем ее баловать. Он решил рассчитаться вещами. Встретились в Серебряном бору. Пока Зозуля ходил купаться, Вика отобрала себе тряпки по вкусу, - ведь в наше время это те же деньги, за пять минут продаст. Те вещи, что Вике не понравились, он вечером завез одной даме, которая занимается перепродажей краденого, живет в Лосинке, дом неподалеку от железнодорожный путей, точного адреса Зозуля не помнит, но готов показать на месте.

Вот и все. Свою вину он полностью сознает, в содеянном раскаивается и готов понести заслуженное наказание. Зозуля откашлялся и попросил сигарету. Оперативник, который вел допрос подвинул на край стола пачку «Астры» и спички. Зозуля глубоко затянулся табачным дымом.

- Ты видел, что в сумке кассеты с фотопленкой? - спросил оперативник.

- Только в Серебряном бору заметил. В вещах иностранцев часто кассеты с пленкой попадаются. Я обычно выбрасываю, а тут просто забыл. Эти кассеты так и остались в сумке, когда я оставил ее у скупщицы.

- Ты смотрел пленки?

- На кой черт? Ну, снимают иностранцы Красную площадь, какие-то памятники…

- Ты видел, что кассеты наши отечественные, а не иностранные?

- Не обратил внимания.

- Сколько было кассет?

- Точно не помню. Кажется, три, четыре или пять.

- Ты смотрел пленки?

- Я же сказал, не смотрел…

Человек, стоявший сзади ударил Зозулю резиновой палкой поперек спины. Тот коротко вскрикнул и боком повалился на пол. Удар был сильный и неожиданный, кажется, Зозуля на несколько секунд потерял сознание. Он очнулся и стал медленно подниматься, хватаясь руками за привинченный к полу табурет. Мешали стальные браслеты на запястьях, но Зозуля поднялся, даже не застонав. По опыту знал, - если не встанешь, будут бить ногами. Он сел на табурет, повернул голову, покосился на человека за спиной. Оперативник, сидевший за столом, постучал кончиком ручки по столешнице, требуя внимания.

- Итак, ты отвез сумку в Лосинку. Сразу получил деньги?

- Договорились, что на следующей неделе отдаст.

- Ты вынимал пленки из сумки?

- Вынул одну и обратно бросил.

- Не посмотрел, что внутри?

- Я никогда не смотрю пленки…

Новый удар резиновой палкой по спине сбросил Зозулю на пол. На этот раз нокаут длился дольше. Зозуля открыл глаза, затуманенные слезами, и некоторое время лежал, не двигаясь, но все-таки зашевелился, стал вставать, хватаясь за табурет, из груди вышел слабый стон.

Гончар поднялся и сказал, что есть срочные дела, и вышел в коридор. Допрос, видимо, затянется до утра, а ему надо перекусить. Он шагал по коридору и думал, что веры Зозуле нет. Наверняка он из любопытства все-таки посмотрел негативы. Человек на свою беду любопытен, а у Зозули три курса строительного института, он кое-что понимает в чертежах. Конечно, он мало что смог разобрать на тех негативах, а если разобрал что-то, наверняка успел забыть. И все-таки он видел чертежи, но не хочет в этом признаваться…

(Продолжение - Глава 28)

Москва, 1979 - все главы

Больше новостей и ближе к сути? Заходите на ленту в Телеграм!

Добавляйте CСб в свои источники ЯНДЕКС.НОВОСТИ.