Продолжение. Начало здесь)  

Проснулся внезапно, будто кто-то толкнул в грудь. Вспомнил, что сегодня Рита, может быть, побеседует с колдуньей вуду, как утверждают знатоки, одной из самых сильных колдуний Нового Орлеана. Это удалось устроить через общего знакомого, но сначала Зоми, так зовут колдунью, хотела выяснить, что привело нас к ней, задать несколько вопросов. Выслушивать объяснения по телефону она категорически отказалась. 

В час дня я должен встретиться на центральном городском кладбище с неким Себастьяном, помощником и доверенным лицом колдуньи. Он ответит, возьмется ли Зоми решить проблему или по каким-то причинам откажется. С собой нужно принести некую вещицу, которой Рита дорожит, что-то вроде амулета. Выбор пал на круглый кулон из серебра с чернением шириной в три дюйма, украшенный круглым ониксом. В ушко продета черная шелковая лента. 

Последние десятки миль до города мы проехали по подвесным дорогам, проходившим по болотам. Глубоким обширным болотам, окружающим Новый Орлеан с двух сторон. Это зрелище остаётся в памяти надолго. Два широких шоссе, в одну и другую сторону, установлены на бетонные опоры, торчащие из воды. Иногда казалось, что это вовсе не болота, а черное неподвижное море. Деревья расступаются, справа и слева до самого горизонта - вода, отражающая низкое облачное небо. 

Кажется, будто машина летит над это ровной поверхностью, но снова появляются деревья, торчащие из воды. Стволы голые, без коры, кажется, что деревья умерли, но это не так. Для кипарисов болота – родная среда обитания. На ветках снизу доверху какая-то сухая трава, эта трава везде: на стволах, на ветвях. Вот в безбрежных луизианских болотах появляются сухие островки, заросшие сорным кустарником или мертвыми низкорослыми деревцами, и у них на ветвях все та же сухая трава. 

На самом деле – это живое растение, которое питается бактериями, содержащимися в воздухе. Болота отпугивают туристов и одновременно создают городу своеобразный шарм. Да еще дают работу местным жителям: здесь разводят крокодилов, охотятся на бобров. Где-то далеко впереди маячат контуры высотных зданий, уже недалеко осталось. 

Мы добрались до гостиницы, трехэтажного здания постройки начала девятнадцатого века во Французском квартале. Лифта нет. По узкой лестнице с железными шаткими перилами поднимаемся на второй этаж, идём темным коридором, стараясь отыскать нужные номера, но слишком мало света. Я достаю зажигалку, чтобы разобрать номера на дверях.  

- У меня плохое предчувствие, - говорит Рита, перешагнув порог. – Не знаю почему. Тяжело на сердце и как-то тревожно. Может быть, из-за встречи с колдуньей?

- Ерунда, - у меня на сердце тоже неспокойно, но не хочется в этом сознаваться. – Подумаешь – колдунья. Что она, съест тебя? 

- Не знаю… Я боюсь. 

- В таком случае все можно отменить.

- Нет, нет…

- Ну, так что мне передать этому парню? – раскалывается голова, на душе тяжело, но я стараюсь казаться энергичным. – Чего ты хочешь?

Рита надолго задумывается.

- Передай… Нет, этого не надо. Передай, что я хочу его вернуть. Любой ценой.

- Но ты сама же проклинала бывшего мужа всю дорогу, - я удивлен и расстроен, я ожидал, что услышу нечто иное. – Ведь ты же говорила, что вы расстались навсегда. Что обратной дороги нет. Все кончено.

- Я была дурой. Передай то, что я попросила.

Шагнул к двери, уже взялся за ручку.

- Постой, - говорит Рита. - Вадим здесь, в городе. Тетка звонила вчера вечером и сказала, что разговаривала с общей знакомой по имени Ида. Эта Ида передала, что Вадим сейчас в Новом Орлеане, он живет в гостинице где-то на окраине. Представляешь, какое совпадение? Это знак судьбы? Как ты думаешь: это знак?

Ну, вот, час от часу не легче. Теперь откуда-то свалился этот Вадим. Только этого не хватало. Сидел, сидел где-то, молчал в тряпочку, не напоминал о своем существовании, и вдруг раз – и выпрыгнул.  

- Задай этот вопрос колдунье. Я не специалист по знакам судьбы.    

Пожимаю плечами и ухожу. Рита устала после дороги, просит её не беспокоить, запирается в номере. Странно, полчаса назад она была свежей и веселой, и вдруг такая перемена. Я тоже чувствую себя неважно, какая-то слабость, которой я давно уж не испытывал, и затылок ломит от боли. Наверное, давление падает. 

Смотрю на часы: до встречи с Себастьяном еще больше часа, но сидеть в помещении не хочется. Стены моего номера серые, на них развешены литографии в коричневых рамках – виды старых улиц Французского квартала: темные контуры домов, чьи-то тени на тротуарах. Низкий потолок давит, не хватает воздуха, дышать трудно.

*     *     *  

Выхожу на улицу, побродить по Французскому кварталу, самому древнему и таинственному району города. Старые дома от одного до трех этажей стоят прямо на линии тротуара, железные балконы с перилами из кованого чугуна, их замысловатый рисунок похож на кабалистические знаки. Здесь нет двориков с лужайками перед домом, нет хотя бы небольших палисадников, которые принято устраивать по всей Америке. Тротуар – и сразу стена здания. 

Окна закрыты жалюзи и внешними ставнями. Двери заперты на множество замков, пешеходов не видно. Здесь велика доля цветного населения, много метисов, креолов. По всем показателям статистики город – один из лидеров криминальной Америки. Но замки на дверях и внешние ставни на окнах, - это не только дань безопасности. Это французская архитектура, которая скрывает жизнь хозяев, а не выставляет её напоказ. 

Так живут в этом городе, - все внутри, и ничего наружу. Существует загадка, но нет отгадки. Дворики есть, но они внутренние, спрятаны за домом и со всех сторон обнесены забором, чтобы чужой взгляд не смог коснуться чего-то очень личного, тайного. Как правило, в таком внутреннем дворике есть небольшой фонтан или крошечный бассейн. Не для плавания, это тоже элемент здешней архитектуры. 

Архитектура Французского квартала, повернутая в себя, – мрачна, но это нарочитая угрюмость, загадочная непостижимость происходящего, – и есть фирменный стиль квартала, да и, пожалуй, всего города. Душу Нового Орлеана верно передает мистический триллер Оливера Стоуна «Сердце Ангела». Пересмотрите его, - и вам передастся настроение города. Черная магия, колдуны вуду, мистицизм, аура вечных тайн бытия, которые не дано постичь человеку, окружает старинные кварталы, пропитывает собой, наполняет воздух. Подавляющая часть населения верит в колдовство и черную магию. 

По-прежнему, прямые улицы пусты, дождь ненадолго кончился, но клубился туман, спрятавший высотные дома, стоявшие неподалеку. Новый Орлеан одно из самых дождливых и пасмурных мест в Америке, дождь может соткаться из ничего. Только что светило солнце, и вдруг серая мгла затягивает город, и уже капли стучат по крышам. 

Прохожу мимо мрачной готической церкви Святого Иуды, на ступенях корчится нищий, грязный юродивый неопределенных лет, выпрашивающий мелочь. Сворачиваю к парку Луи Армстронга. Через десять минут вхожу на территорию кладбища. Могил здесь нет, только склепы. В городе, расположенном ниже уровня моря, тела в земле не хоронят, только сверху. 

До сих пор практикуют старинный способ погребения, когда тело усопшего кладут в так называемую «духовку», что-то вроде печи. Закрывают заслонку на сорок дней. Ни огня, ни высокой температуры. Но по прошествии этого времени в «духовке» остается только пепел и кости, которые погребают в склепе. Как это получается – тоже загадка. 

*    *    *

Иду по кладбищу, справа и слева близко друг к другу склепы, прямоугольные, квадратные, в форме пирамид, двухметровые или чуть ниже, впрочем, попадаются и великаны с трехэтажный дом, все покрашены известью. Среди них много полуразрушенных, почти развалившихся. Значит, не осталось в живых родственников, некому отремонтировать склеп. Но убирать эти развалины нельзя, по закону останки умерших должны храниться на месте захоронения до Страшного суда. 

Дорожки на кладбище довольно узкие, за склепами ничего не видно. В узком пространстве между захоронениями разложен спальный мешок, рядом пара сумок. Человек с грязным лицом вылез из мешка, достал из сумки плоскую бутылку и приложился к горлышку, втянув в себя добрую порцию рома. Он закуривает, вытягивает босые ноги, не обращая на меня никакого внимания. 

Иду дальше, выхожу к склепу, над которым установлена высокая стела с ангелочками. На нее забирался хиппи, один из героев культового фильма шестидесятых годов «Беспечный ездок». Он снимал штаны и испражнялся на памятник, с тех пор съемочные группы сюда не пускают. Фильм вызвал скандал, были призывы запретить его прокат. Сейчас эта картина уже не вызывает сильных чувств. 

Иду дальше, но туман все время сбивает с дороги. Мне надо найти захоронение известной в городе колдуньи вуду, большой склеп с каменным крестом наверху, но, кажется, я заблудился. Довольно долго плутал по закоулкам кладбища, наконец, вышел к нужному месту. Склеп колдуна или колдуньи всегда отличишь от других. Возле него лежат подарки: детские игрушки, сувениры, бутылки со сладкой водой. А на стенах нарисованы крестики. 

Сюда приходят люди, которые хотят исполнения каких-то желаний, нередко желаний запретных, противоестественных. Например, при помощи темных сил вуду вернуть любимого человека. Эта просьба небольшая. Тогда человек кладет свой подарок, рисует на стене склепа один крестик и шепотом просит об исполнении желания. 

Излечить родного человека от тяжелой болезни – два крестика. И самые трудные просьбы, я не буду называть какие именно, - три креста. Склеп, который мне нужен, изрисован крестиками снизу доверху. На каменном кресте над склепом висят разноцветные бусы – подарки просителей, на земле детские игрушки и бутылочки с водой. На коленях стоит мужчина лет пятидесяти, по лицу размазаны слезы, он бьет поклоны и что-то горячо шепчет, косо поглядывая на меня. 

Надо сказать, я не верю во всю эту чертовщину, в воскрешение из мертвых, в колдунов, но тогда, на кладбище, закрытым пеленой тумана, возле склепа колдуньи, рядом с этим мужчиной, бормочущим под нос что-то невразумительное, мне стало не по себе. Повеяло холодком, по спине побежали мурашки. Наверное, если где-то в мире существует город, который близок потустороннему миру, где кожей ощущаешь присутствие высших сил, могущественных, враждебных человеку, - это Новый Орлеан.

*    *    * 

Себастьян приходит с получасовым опозданием. Это высокий худой креол с шапкой вьющихся волос, одетый в длинную блузу, подпоясанную шнурком. Он отводит взгляд, не смотрит на собеседника и хмурится, кажется, что у этого человека совесть нечиста. Он выслушивает меня, берет медальон, сжимает его в руке. О чем-то думает, наконец, говорит, что колдунья примет нас в одиннадцать вечера в церкви, он называет адрес.

- Сколько мы должны за визит? – спрашиваю я.

- Сколько дадите, - Себастьян глядит куда-то своим странным ускользающим взглядом. – Можете вовсе не платить. Это на ваше усмотрение…

Поворачивается и быстро уходит, растворяясь в тумане. Я с трудом выбираюсь с кладбища, после встречи с Себастьяном головная боль проходит, я чувствую себя увереннее. Возвращаясь в гостиницу, и до темноты не выхожу из номера. В девять захожу за Ритой. Она выглядит грустной и растерянной. 

Мы находим ресторанчик, где играют музыканты, заказываем черепаховый суп и бобы под острым сладким соусом с сыром. Рита неразговорчива, она слушает тягучие мелодии блюза, о чём-то думает и вздыхает. 

Уже стемнело, когда мы попали на нужную улицу. Город пуст, прохожих нет, моросит дождь, плавают клочья тумана. Церковь вуду напоминает магазинчик. Это одноэтажное старинное здание, серое, штукатурка местами отвалилась. Две витрины, как в сувенирной лавке, между ними дверь. С крыши мезонина на мир смотрят два прямоугольные окошка. Свет внутри погашен, я нажимаю кнопку звонка. 

Открывает Себастьян, он зажигает верхний свет, проводит нас вдоль прилавка. Под стеклом какие-то амулеты, темные пузырьки, засушенные куриные лапки. На полках справа и слева банки, очевидно, наполненные формалином или спиртом. В них плавают змеи, тритоны, чьи-то белесые кишки. Мы идем через какие-то подсобные помещения, тёмные, пыльные, попадаем в просторный внутренний двор, с трех сторон кирпичные стены домов и заборов, поросшие мхом и увитые вечно зеленым плюющем. 

Поодаль что-то напоминающее склеп, по двору беспорядочно расставлены позеленевшие от времени прямоугольники природных камней, некоторые доходят мне до плеча. Ближе к двери фонтанчик, где можно попить воды. Возле дома керамические горшки с папоротником и пальмами.  Навстречу из соседней двери выходит чёрная женщина в облегающем платье из красного искусственного шелка, на шее платок с крупными цветами. 

На вид ей около шестидесяти, может, меньше. Я ожидал увидеть колдунью из моего сна, иссохшую ведьму с белыми навыкате глазами, крючковатым носом и пустым беззубым ртом. На самом деле Зоми цветущая женщина с яркими чувственными губами, большими выразительными глазами, похожими на влажные маслины, и прекрасной белозубой улыбкой. 

Её ладонь мягкая и тёплая. Пожимая руку, она внимательно смотрит в глаза, прищуривается, будто плохо видит. В это секунду что-то меняется в её лице, Зоми на пару секунд становится напряженной и грустной, будто увидела что-то неприятное, что-то такое, чего видеть не хотела. Она отводит взгляд, мне снова становится не по себе. 

*    *    *

Мы стоим во дворе под единственным фонарем, укрепленным над дверью. Зоми видит, что гостья волнуется, поэтому заводит разговор на общие темы, чтобы мы немного отвлеклись и расслабились. Говорит, что у покойного мужа была малая часть русской крови. Он был очень сильный колдун вуду, знал свой смертный час и умер в тот день, когда было предначертано. Она говорит, что однажды была в России, видела Волгу. Миссисипи и Волга – две великие реки, как Россия и Америка – две великие страны, которым назначено быть друзьями. 

Зоми наполовину креолка, французская кровь, но о Наполеоне отзывается плохо. 

- Французы владели одной третью Америки, самыми плодородными землями вдоль Миссисипи, от канадской границы до Нового Орлеана, - говорит она. - Но в начале девятнадцатого века накануне войны с Россией продали все свои владения - за сущие копейки. У Наполеона не было денег вооружить армию перед русским походом. Чтобы купить оружие, он совершил самую глупую сделку в истории человечества. Но американцы обманули его, сказали: мы отдадим все, что есть в казне до последнего цента. Но казна в то время была почти пуста, потому что сбор налогов еще не начинался. Наполеон этого не знал, он взял эти жалкие копейки: пять центов за гектар земли.  

- Он все поставил на победу, - робко возражаю я. – И проиграл.  

- В войне с Россией у него не было никаких шансов, это всем понятно, даже ребенку, - говорит Зоми. – Но только не одержимому тщеславием Наполеону. За холодные русские земли, призрачные земли, которые еще предстояло завоевать, он продал американцам реальные земли, богатые и тёплые, которыми уже владела Франция. Ни один император не наносил стране такого ущерба как Наполеон Франции. Он потерял треть Америки. Самовлюбленный, глупый недоросток. И этого глупца у кого-то поворачивается язык называть великим. Значит, люди совсем не знают истории. Или сами потеряли рассудок. Жалкая тщеславная фигура Наполеона всегда будет напоминанием всем другим тщеславным деспотам.    

Зоми разводит руки по сторонам. Мол, вот они, эти потерянные земли.  

- Сейчас все это было бы французским. Если бы не глупый и тщеславный Наполеон.

Колдунья тонкий психолог, своим рассказом она заставляет людей задуматься о посторонних вещах, немного перевести дух и успокоиться перед важным разговором. Закончив экскурс в историю, она берет Риту за руку и ведет её в другую дверь. 

*    *    *

Два смежных помещения площадью примерно в шестьдесят квадратных метров – это и есть церковь вуду. Мне разрешают подождать в первой комнате. Зоми и Рита проходят дальше. Колдунья садится на высокий трон из красного дерева с резной спинкой. Рите достается скромный стул. 

Я не слышу их разговора, не прислушиваюсь. Слоняюсь по комнате, разглядывая артефакты разных культур, странно соединенные здесь. По стенам развешаны старинные африканские маски, среди них есть и погребальные. Здесь же пара русских икон в серебряных окладах. Спас нерукотворный и Смоленская Божья Матерь. Беспорядочное эклектическое соединение религий и верований.   

На полочках банки с засушенными змеями, магические хрустальные шары, корзинки из соломы, а в них африканские фигурки из дерева и цветной ткани, фотографии и картины в рамках: английская Королева, Папа Римский, Дева Мария, коврики с вытканными на них кабалистическими рисунками. 

На соседних полках позолоченные фигурки Будды. Бусы, развешанные по стенам, горящие свечи. На отдельных полках старинные африканские фигурки из черного и красного дерева, ритуальные принадлежности. На некоторые вещи я не могу смотреть без содрогания, отвожу взгляд, кажется, это человеческие скальпы. Везде лежат деньги: купюрами и монетами, они рассованы в стаканы и фужеры, подложены под коробочки и ларцы. У стены старинное пианино, тоже заставленное фигурками и заваленное деньгами. Люди, побывавшие здесь, оставляют доллары, чтобы задобрить богов вуду. 

Я вынимаю десятку, сворачиваю трубочкой и засовываю между зубов африканской маске: то ли человек, то ли бог с огромными глазами и губами, вывернутыми наружу. Маску венчает головной убор из павлиньих перьев. Плавает запах ароматических свечей, корицы и сандалового дерева. Дышится тяжело, я выхожу во внутренний дворик и жду довольно долго. Начинает моросить дождик, сгущается темнота. 

Наконец Рита выходит из двери, на ходу застегивает кошелек. 

- Ну что, как дела? – помимо воли я перехожу на шепот. – Что она сказала? 

Рита молчит. Мы сворачиваем в другую дверь, идем узким коридором, не встретив никого на пути, оказываемся на улице. Здесь довольно темно, в мокром асфальте отражается свет редких фонарей. Пытаюсь начать разговор, но Рита отмалчивается. Уже перед гостиницей она останавливается, смотрит на меня и говорит:

- Зоми сказала, что он и так мой. Что он меня любит. И никакая черная магия не нужна. Он любит меня и любил всегда. Вот так. 

Поднимаюсь в номер, закрываю дверь и пробую заснуть, но не получается. Тогда включаю телевизор и бездумно смотрю на экран, пока глаза не начинают слипаться. Я почти задремал, но зазвонил телефон. 

- Только что я разговаривала с теткой, - выпалила Рита. – Тетка позвонила Иде. Представляешь, позвонила в то самое время, когда мы ходили к колдунье. Ида передала, что я могу к ней приехать в любое время. У нее есть важная информация. Я так понимаю, он знает, где Вадим. Поедем прямо сейчас. 

Ехать никуда не хочется, я ищу предлог, чтобы как-то отвертеться.

- Я уже сплю, принял полфлакона снотворного. Мы встретимся с Идой завтра. 

- Но у тебя работает телевизор. Я же слышу.  

- Так я быстрее засыпаю…

Я выключил телевизор и положил трубку.       

(Читать далее)