(Продолжение. Начало книги - здесь)

Борис выхлопотал на работе недельный отпуск, позвонил Гале и сказал, что хотел бы подышать воздухом, государственная дача тестя Вадима Егоровича Шубина в Завидово - как раз подойдет, и не надо тратиться на путевку в дом отдыха. Галя немного удивилась этой поспешности, заметила, что, мол, тебе никогда не нравились те места, но раз уж решил ехать, что ж, - катись. Вадим Егорович наверняка потерпит тебя несколько дней, но только не напивайся, а если напьешься, - не болтай ерунду. Папа не любит болтливых глупых мужчин. И засмеялась, будто сказала что-то смешное.

- Я хотел, чтобы ты спросила у отца, можно ли…

- Ну что за церемонии? Сам с ним поговори. Папа будет рад.

И бросила трубку, она вечно опаздывала. Борис набрал номер, представился секретарю, пожилой мымре, похожей на воспитательницу, через минуту что-то щелкнуло в трубке, он услышал хрипловатый баритон тестя и как-то неожиданно для самого себя оробел, скомкал начало разговора. Сказал несколько общих слов, а затем и попросил разрешение Шубина пожить у него на даче неделю. Тесть спросил, когда он собирается приехать и услышал: хоть сегодня после работы. И сказал, - подходи к шести к главному подъезду Госплана на проспекте Маркса, Шубин будет как раз в тех местах и его подберет.

Борис повесил трубку побродил по кабинету, вспоминая подробности разговора. Шубин всегда говорит ровным негромким голосом, повышая его только в минуты гнева, редко выражает радость и вообще какие-то человеческие чувства. Но сегодня, кажется, голос был каким-то другим, по-человечески теплым. Он действительно обрадовался звонку зятя и неожиданной просьбе, если вообще способен радоваться. Однако не предложил прислать за Борисом машину, ведь тестю ничего не стоило, - одно слово, - и казенная «Волга» примчится хоть на край света. Он знает, что Госплан хоть и недалеко от работы Бориса, но добираться туда неудобно. Это вообще в характере Шубина, - не баловать близких людей вниманием и заботой.

Ровно в шесть Борис подошел к зданию Госплана, чуть поодаль от главного подъезда увидел черный «ЗИЛ». На переднем сидении рядом с водителем сидел Шубин в сером костюме. Борис залез на заднее сидение, машина сорвалась с места и помчалась по улицам и набережной. Перед «ЗИЛом» катила «Волга», там сидели водитель и охрана: три паренька в костюмах и светлых рубашках. В дороге Вадим Егорович, как обычно, молчал, смотрел куда-то вдаль или вытаскивал бумаги из портфеля, читал и снова смотрел вдаль.

Водитель, серьезный, лет пятидесяти, с простым лицом, никогда не открывал рта, если его не спрашивали, и, кажется, знал всего несколько слов: здравствуйте, до свидания и добрый вечер. Выехали на загородное шоссе, первая машина, отпугивая водителей короткими гудками и мигалкой, спрятанной под решеткой радиатора, освобождала левый ряд, за ней неслась машина Шубина. Сто пятьдесят километров одолели за час с небольшим. За всю дорогу Шубин не задал ни единого вопроса, только заметил вслух, кажется, самому себе, что погода к вечеру испортится. Подъехали к зеленому забору, встали у какой-то будки и, когда ворота открылись, тронулись дальше по узкой асфальтовой дороге, - здесь очень редко попадались машины, государственные или частные, пешеходов не было. «Волга» с охраной осталась по другую сторону забора.

Могло показаться, что дорога шла диким лесом. Высокие сосны, березки и только изредка, если хорошо приглядеться, увидишь за деревьями, вдалеке от дороги, деревянный дом с двускатной крышей и застекленной верандой, но в окнах нет света. Большая часть домов пустовала, в других спасались от жары и городской духоты важные партийные боссы и высокие государственные чиновники.

Жизнь здесь шла медленно и монотонно, по раз и навсегда заведенному порядку, точнее, никакой жизни не было видно. Никто не ездит на велосипеде, не слышно детских голосов, музыки, не видно отдыхающих. Шубину могли найти дачу поближе и покомфортабельнее, но он почему-то любил это место. Подъехали к дому, когда небо потемнело и по крыше забарабанили крупные дождевые капли. Шубин, подхватив портфель, поднялся на крыльцо. Он остановился на верхней ступеньке и бросил взгляд на спортивную сумку, которую держал в руках Борис, синюю с крупной надписью Adidas. Этот короткий взгляд был удивленным, каким-то странным, будто брезгливым. А, может быть, Борису просто показалось.

Шубин ушел к себе в комнату. Водитель вытащил из багажника какие-то бумажные сумки, занес их на кухню и незаметно уехал. На веранде Бориса встретила Клавдия Ивановна. Он не знал, что теща здесь. Одетая в неряшливое платье с коротким рукавом, с оголенными дряблыми руками, она выглядела уставшей и чем-то расстроенной, глаза красные, будто она не высыпалась или недавно плакала.

- Боренька, как я рада, что ты приехал, - она обняла зятя и снизу поцеловала в подбородок. - Какой ты молодец. Как хорошо… Полтора месяца не был. Ты еще не забыл, где твоя комната? Ужинать будем через час.

Борис вошел в комнату, где они обычно останавливались, когда приезжали сюда с Галей. Две железные кровати, старый платяной шкаф, дешевая стеклянная люстра с рожками и ни капли человеческого уюта. Борис переоделся в спортивный костюм, вышел на веранду. Хотел присесть к столу, но тут увидел Николая. Единственный сын Шубина сидел в темном углу и делал вид, что читал газету. Он был небрит, с отечным с похмелья лицом, одет в цветастую рубашку и синие брюки. Николай поднял глаза от газеты, молча кивнул, что-то буркнул под нос и снова углубился в чтение.

Это был красивый мужчина, с каштановыми вьющимися волосами, точеным лицом и пронзительно синими ясными глазами. Дело немного портил глубокий шрам на лбу и похмельная отечность лица. До двадцати семи лет Николай числился студентом какого-то института, потом его то ли выгнали, то ли сам ушел. И чем занимается - неизвестно. О нем в семье почти никогда не говорили. Если в доме появлялся Николай, значит, - быть неприятностям. Он просто так никогда не приходил, только с какой-то просьбой, чаще всего просил денег или еще что-то, - к семейным тайнам Бориса близко не допускали, да он в эти тайны и не лез. Вот и сейчас Николай ждал, когда отец примет душ и переоденется с дороги. Борис вышел, постоял на крыльце, дождь перестал, потянуло ветерком. Он спустился вниз по ступенькам, вышел на дорогу и прошелся по асфальту. Было тихо, людей не видно, ветер свежий и приятный. Пахло близкой осенью, грибами и дождем.

Борис побродил и вернулся, когда прошел час с небольшим. Он был немного голоден, но ужин уже подали. На веранде не было ни души, теща куда-то пропала, и Николай ушел. Справа широкий длинный стол, сервированный белыми тарелками с золотыми ободками. Супница, закрытая крышкой, плошка с помидорами и огурцами, тарелка с селедкой и запотевшая литровая бутылка «Столичной», экспортный вариант. В коридоре никого не видно. Борис взял номер «Огонька», сел на стул возле двери и стал лениво переворачивать страницы, дожидаясь, когда появится Клавдия Ивановна и позовет к столу. Но никто не шел.

Вдалеке слышался какой-то шум, не сразу разберешь, что это голос Вадима Егоровича. Кажется, он с кем-то разговаривает по телефону из своего кабинета. Были и какие-то другие шумы, чьи-то шаги в темноте коридора, звяканье посуды. Небо снова нахмурилось, потемнело. Борис сидел в полумраке, не зажигая света, прислушивался. Он чувствовал себя здесь чужим человеком, никому не нужным, лишним. По крыше забарабанили крупные дождевые капли. Ударил далекий гром, и дождь застучал с новой силой.

Голос затихал, - и становилось слышно, как ходят механические часы с кукушкой, висевшие на противоположной стене. Снова загудел голос Шубина, он дорос почти до крика, но оборвался, и стало тихо. Скрипнула дверь, из темноты коридора на веранду вышел Николай. Он смотрел себе под ноги, будто что-то потерял. Лицо с правой стороны было красное, будто обожженное кипятком, под носом кровь. Он опустил голову, подошел к вешалке, снял нейлоновую куртку и снова повесил. Развернулся, вошел в коридор, зажег свет в ванной.

Теперь был слышен звук льющейся из крана воды. Из темноты коридора появилась Клавдия Ивановна, вытирая слезы салфеткой, она хмурилась, смотрела в сторону. Включила тусклый светильник под потолком. Снова вышел Николай, лицо вымыто, волосы расчесаны, он прижимал к распухшему носу платок, левый глаз заплыл. Клавдия Ивановна подошла к сыну, обняла, что-то зашептала в ухо, но тот освободился, натянул нейлоновую куртку. Быстро спустился с крыльца.

Борис встал со стула, выглянул за окно, он видел, как от дачи в сторону дороги уходил Николай. Лил дождь, быстро темнело. Хотелось догнать, Николая, что-то ему сказать… Но что тут скажешь.

* * *

Вадим Егорович, одетый в тенниску на трех пуговицах и легкие брюки, вышел к ужину позже обычного, он сказал Борису, чтобы наливал. Выпили несколько рюмок «Столичной», поели молча, только иногда обменивались короткими репликами. После водки и котлет с вареной картошкой и свежими овощами Шубин как-то обмяк, разрумянился и повеселел. Он поднял до уровня груди правую ладонь, расставил пальцы, довольно короткие, поросшие волосами. С внешней стороны ладонь распухла, большой палец в основании отек, сделался каким-то желто-зеленым.

- Да, послал мне Бог сына, - сказал он. - Сколько бил эту сволочь, - ему хоть бы что. На ночь привязывает к разбитой физиономии бодягу, разведенную подсолнечным маслом. А утром встает, - будто ничего не было. Где он?

- Уехал в Москву, - сказал Клавдия Ивановна.

- И пусть катится, хорек вонючий. Один раз я палец сломал, когда дал ему в морду. Вот и сейчас. Видишь, отекло?

Борис кивнул.

- Ты «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына читал? - без всякого перехода спросил Шубин. Он не дожидался ответа, наверное, подумал, что правды все равно не услышит.

- «Один день Ивана Денисовича» читал, - соврал Борис.

- «Один день» - жидковат. Работают зеки, кладут кирпичи… Скучно. И в чем тут новизна? А вот «Архипелаг» - вещь занятная. Видная работа. С первых строк понятно, что автор провел настоящее исследование, разобрался в проблеме. А не из пальца высасывал. Видно, что сам сидел и на своей шкуре понял, что такое зона. Да, такая проза производит впечатление. Я начал уже давно, но нет времени дочитать до конца. У меня парижское издание. На такой белой, очень тонкой бумаге. Если хочешь возьми, пожалуйста…

Выпили чаю с баранками и вареньем. Шубин поднялся и удалился, даже не взглянув на жену. Борис постоял на крыльце, слушая шум дождя в темноте. Вдруг снова появился Шубин с книгой, молча сунул ее в руки Бориса и ушел спать.

(Продолжение - Глава 18)

Москва, 1979 - все главы

Больше новостей и ближе к сути? Заходите на ленту в Телеграм!

Добавляйте CСб в свои источники ЯНДЕКС.НОВОСТИ.