Орден Отечественной войны II степени, медали «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За победу над Германией» и на всю жизнь закаленный характер — итог фронтовых лет Александра Кузнецова. Сразу после войны, в 45-м году, он соединил свою судьбу с девушкой, защищавшей блокадный Ленинград, и их семья, в которой каждый знал цену жизни, была крепкой на зависть.

Люди уходят, но воспоминания о них остаются. Историю своих родителей нам рассказала Лариса Короткова.

Не остаться в стороне

Лариса Александровна, почему Ваш отец не любил рассказывать о войне?

- Знаете, когда внучки подходили к нему с просьбой: «Дедушка, расскажи что-нибудь о войне, нам сочинение писать задали», - он обычно отвечал так: «Ну, воевал, учился, в танке горел...» Очень сдержанным человеком отец был. Я думаю, эта выдержка появилась не просто так: тяжело было вспоминать о пережитом, вот и приходилось себя настраивать, «загонять в рамки».

Он однажды пошел на встречу фронтовиков, однополчан своих там не нашел и вернулся с каким-то осадком, очень расстроенный. Больше на такие встречи не ходил. А 9 мая 2010 года, в День 65-летия Победы, у него случился инсульт, думаю, тоже неспроста. Те эмоционально тяжелые фильмы, передачи, которые показывают в этот день по телевизору, фронтовикам смотреть очень сложно: они ведь воспринимают это не так, как мы, а через личный горький опыт... С воспоминаниями иногда сложно справиться.

- Как Александр Васильевич попал на фронт?

- В 30-е годы его семью причислили к кулакам (дом был покрыт железной крышей!), и отцу, молодому начальнику почты, имевшему дело с секретными документами, настоятельно посоветовали оставить эту работу. Он уехал из своей деревни в Ржев и там устроился в дорожно-фуражную службу - она давала бронь от армии. Но, когда началась война, отец сразу пошел в военкомат добровольцем. В его трудовой книжке так и написано: «28.06.1941. Мобилизован в РККА». Потом уже он говорил: «А как я, взрослый мужчина, мог остаться в стороне, когда другие воюют?!» Ему было двадцать три года тогда.

Рядового красноармейца Кузнецова отправили в рабочий батальон 33-й учебной бригады, потом в учбат связи при этой бригаде, а в 1942 году он, уже старшина, стал морпехом.

Отец участвовал в жутких боях на Кавказе. Немцы там стояли стеной — за нефть. Отец рассказывал, что высоко в горах было холодно, и немцы сильно мерзли, поэтому советские войска старались планировать наступление на ранние часы, когда враг еще спит, а холод ощущается особенно остро.

- На своих поздних фронтовых фотографиях Ваш отец всегда заснят в одном ракурсе. Это неслучайно?

- Я долго не обращала на это внимания. Потом поняла: отец прикрывал обгоревшую часть лица. В 43-м его послали учиться в Харьковское военно-политическое училище, эвакуированное на Кавказ. Но неожиданно это училище перепрофилировали в танковое, и он стал танкистом. После окончания его назначили командиром танка Т-34. В Венгрии, близ озера Балатон, отец и получил тяжелейшее ранение. По приказу, ночью они заняли огневую позицию. Сверху, с холмов, должно было пойти наступление наших, которое танкисты (так планировалось) поддержат огнем. Однако вместо наших с холмов посыпали немцы и начали стрелять по танкам прямой наводкой. Водитель испугался и побежал. Отец, находившийся наверху, в башне, спустился вниз, чтобы развернуть танк и начать отстреливаться. Представляете, как раз в это время у танка снарядом снесло башню! Еще секунда промедления, и он бы погиб. Отец начал вытаскивать стрелка и моториста. Сам жутко обгорел, но людей спас.

На этом «чудеса» не закончились. Рядом оказалась наша санитарка, совсем молоденькая девчушечка. Она ехала на повозке и увидела их. Я не знаю, как добирались стрелок и моторист (видимо, могли идти), но моего отца, 1м 92 см ростом, она метров четыреста тащила на себе до повозки. Он кричал ей: «Брось меня! Ведь убьют же!» А девушка ни в какую.

Отец потом разыскивал ее, но, сами понимаете, не нашел...

Победу он встретил в госпитале, в Венгрии. Когда я спрашивала его про эмоции, он так и отвечал: «Ты не представляешь! Не верилось, что удалось выжить в этой мясорубке». А на мой вопрос, где тебе было труднее — в танке, за броней, или в пехоте, где ты совершенно открыт, - он говорил, в танке. Потому что танк на виду у всех, он в лоб идет, а в пехоте укрылся за любой бугорочек, и вроде бы спрятан. Вот так он считал.

Она дождалась

- А как Ваша мама Таисия Петровна пережила блокаду?

- Она говорила, как ни странно это звучит, что в первую очередь от голода гибли здоровые мужчины, которые привыкли к нормальному постоянному питанию.

Мама служила телефонисткой на военном аэродроме в Ленинграде. Там паек был немного побольше, чем у обычного горожанина. Но и этого, естественно, не хватало. Подружка мамина потихоньку продавала вещи, и они покупали, что могли, из еды.

В 1944 году мама получила письмо от своего любимого человека, моего отца (познакомились они еще до войны), в него была вложена фотография: «Вспоминай! Жди! Твой Шура». Она дождалась. И в 45-м, после войны, мои родители поженились.

Ну, воевал, учился, в танке горел...

//Новости giraff.io

Картина дня

Наши публикации