(Продолжение. Начало книги - здесь)

Поступили материалы на кандидата в члены Политбюро члена ЦК КПСС Вадима Егоровича Шубина, это были копии совершенно секретных документов, сброшюрованные в четыре довольно толстых книги. Полное жизнеописание, объективки на родственников, друзей и знакомых.

Гончар разделил папки, засадил за чтение Лыкова и сам, не поднимая головы, шелестел бумажками до обеда. Он перекусил бутербродом и продолжил чтение, к вечеру кое-как почти все осилил. Когда стемнело, включил лампу, всухомятку сжевал второй бутерброд, что принес из дома, хотел читать дальше, но глаза устали. Он отпустил по домам женщин секретарей, сел на диван к журнальному столику и подогрел электрический чайник. Сделал две чашки растворимого кофе с сахаром и приказал Лыкову закончить чтение, - небольшой перерыв не помешает.

- Сначала я взял не тот том, он посвящен юности Шубина, службе в армии, - Гончар развалился на диване и закурил. - А в таких делах лучше начинать не сначала, а с конца. Сегодня моя педантичность сыграла против меня. Прочитал почти все от корки до корки. Хотя половину, а то и больше, можно было пропустить. Молодость Шубина - типичная для людей его поколения. Вышел из низов, после учебки попал на фронт, ранен, награжден, вступил в партию…

- У меня тоже отец был на фронте…

- Не сбивай меня… После войны Шубин закончил техникум, затем институт тяжелого машиностроения. Ему было чуть за тридцать, когда он стал директором крупного оборонного предприятия и членом Челябинского обкома партии. И дальше все в том же роде - покатился, как железнодорожный состав по путям. Все прямо и прямо. И еще в гору… Как пишут в характеристиках: коммунист, беззаветно преданный идеалам партии, несгибаемый ленинец и так далее. Так хорош, хоть икону с него пиши.

- Да, биография впечатляет, - сказал Лыков.

Он украдкой посмотрел на часы, почти девять вечера, а начальник, кажется, хочет продолжить чтение до полуночи. Хорошо бы объективки на сон грядущий прочитать, - быстро заснешь. Только выносить документы из этой комнаты строго запрещено. Гончар, словно угадав эти мысли, сказал:

- Ты торопишься? Может быть, работа мешает личной жизни?

- Нет, нет, все в порядке, - щеки Лыкова зарумянились, но в полутьме это было почти незаметно. - Надо сегодня добить эту литературу. Ну, раз уж начали.

- Есть у Шубина только одна слабина - бабы. Ты обратил внимание, сколько к его делу подшито анонимок? И каждая вторая - о его женщинах или его женщиной написанная. То он с одной спит, то с другой. А потом расстается. А женщины с оскорбленным самолюбием узнают адрес партийной организации, берут бумагу и строчат: прошу принять меры. Народ-то грамотный. Если бы не женщины, Шубин давно бы вошел в Политбюро ЦК. Правда, последние лет семь анонимок на него почти не поступало. Побаиваются жаловаться на такого большего человека.

- Может быть, бросил он это баловство, ну, с женщинами?

- Нет, не бросил. Ты просто кое-что еще не читал. И женщины все те же, того же сорта, что и раньше. Среднего сорта. Не самые молодые, не самые стройные и умные, из простых. Заведующая парикмахерской, администратор гостиницы. Последние года полтора он встречается с некой Голуб Оксаной Сергеевной, директором ресторана «Русская сказка». Это заведение - почти у кольцевой дороги. От метро «Сокол» на трамвае. Примерно раз в неделю он бывает у нее дома. Жена Шубина почти все лето сидит на государственной даче в Завидово. В город возвращается примерно один раз в десять дней. Переночует, возьмет новые книги и вернется обратно. А Вадим Егорович пожинает запретные плоды холостяцкой свободы. Он мужчина крепкий, в соку…

- Вы думаете Голуб…

- Чего тут думать, - надо ее проверить, - нахмурился Гончар. - Мне эта любовная связь, эта Голуб активно не нравится. У нее взрослый сын, великовозрастный болван. Не учится, не работает, мама купила ему справку, он закосил от армии, и теперь болтается как цветочек в проруби. От такого не знаешь, чего ждать. А Шубин постоянно бывает у этой женщины. Мало того, - остается ночевать. И в портфеле таскает такие документы, за которые любая разведка мира заплатит астрономические деньги не торгуясь. И деньги эти очень просто получить. Особенно если есть добрый знакомый в каком-нибудь западном посольстве. И умеешь пользоваться фотоаппаратом. Завтра надо запросить все материалы на Голуб и ее сына.

- Еще что-нибудь?

- Прикидываю, что бы такое сделать с этой директрисой… Ну, чтобы дело поскорее двигалось. Некогда нам с ней возиться. Вот что подумал: неплохо бы ее посадить. Недели на две для начала. Она работает директором ресторана, значит, упрятать ее за решетку - ничего не стоит. Повод найдем. Она посидит, мы устроим обыск в квартире. Прощупаем сына. А потом, если Голуб окажется чистой, - выпустим ее и снимем обвинение. Что скажешь?

- Отправить ее в кандей, - не проблема. Но Шубин может сделать всего один звонок кому-нибудь из самых больших людей, с которыми он водит дружбу. В деле написано, что он ходит на хоккей на приз газеты «Известия». И сидит в ложе рядом с Брежневым и министром обороны Устиновым. Вот это и есть - близкий круг его друзей. Ну, Шубин снимет трубку, - и Голуб на свободе. А мы… С нас могут запросто погоны снять.

- Двойка тебе по психологии, - добродушно усмехнулся Гончар. - Ты прочитал много чего о Шубине, но не разобрался, что это за человек. С одной стороны партиец, фронтовик, прекрасный специалист в области вооружений. Но бабник - это раз. И карьерист - это два. Но семья, дети, бабы, - все это для него на втором месте. Он живет ради карьеры, - это для него главное. Он не станет позорить честь коммуниста и свои благородные седины, звонить первым лицам страны, чтобы вытащить из кандея очередную бабу, директора второсортного кабака. Особенно, если статья у любовницы какая-нибудь тухлая. Например, сводничество или валюта. Понял?

- Но почему мы сразу нацелились именно на Голуб? У Шубина полно друзей, знакомых женщин и вообще… Можно начать хотя бы с членов семьи.

- Мы отработаем все связи Шубина. Но близкие друзья и родственники Шубина - люди проверенные. Их всех КГБ десять раз под микроскопом рассмотрел. Голуб - единственный сомнительный человек в его окружении. Шубин называет ее своей последней любовью. Не знаю, он в курсе или нет, что его любовь два раза была под следствием за воровство. Один раз чудом спаслась от тюрьмы. А в молодости получила реальный срок. Работала в рюмочной и разбавляла водку. Пришли из ОБХС, сделали контрольную закупку. Исследовали водку в ящиках, - она вся водой разведена. Пожалели ее, - она уже была матерью, - дали три года. От звонка до звонка отсидела, в республике Коми. Это только кажется, что от воровства до измены Родине большое расстояние. На самом деле - один шаг. И чутье сыщика говорит, что Голуб или ее сын, - наши клиенты.

* * *

В среду в десять утра, когда Оксана Сергеевна Голуб собиралась на работу, позвонила давняя подруга, товаровед крупного универмага по имени Зина, и сказала:

- Оксана, ты говорила у тебя ставка официантки свободна?

- Ну, была свободна. Но я как раз сегодня хотела одну девочку посмотреть… Уже обещала.

- Я тебя умоляю, никого не смотри. У меня есть дальняя родственница из Ногинска. Прекрасная аккуратная девушка, красавица. Словом, надо ее взять. Буду очень благодарна. Ну, ты знаешь, я столько раз тебя выручала… Кстати, нам на будущей неделе обещали привезти австрийские сапоги, - тогда позвоню. Мою родственницу зовут Надя, запиши, пожалуйста… После обеда сможешь с ней поговорить?

- Ну, пусть подъезжает.

Голуб хотела что-то возразить, но не стала. Товаровед человек особенный, ее просьбу не трудно выполнить, а хорошая обувь всегда нужна. Второпях заканчивая завтрак, Голуб вспомнила, что недавно был разговор, будто у Зины неприятности с милицией. Надо было узнать, что за неприятности, - серьезные или пустяки. Скорее, - пустяки. Если Зина занята трудоустройством какой-то дальней родственницы из Ногинска, значит, ничего серьезного.

Голуб приехала на работу после полудня, вошла в кабинет, заглянула в записную книжку и вспомнила, что в той части ресторана, где клиенты ужинают в беседках на свежем воздухе, сегодня рабочие должны закончить ремонт, заменить несколько прогнивших досок и поправить ступеньки. Если за работягами не проследить, - а кроме нее в этом ресторане надеяться не на кого, - обязательно схалтурят или материал украдут. Она уже поднялась из-за стола. Но задержалась на минуту, глянула на себя в большое прямоугольное зеркало, висевшее на стене, увидела в нем ухоженную даму с высокой прической, - гораздо моложе сорока пяти, - в бежевом костюме, голубой шелковой блузке, которая подарил Шубин. Да, она очень даже ничего, очень даже…

Голуб не довела мысль до конца, зазвонил телефон, секретарь сказала, что явилась какая-то девушка, по поводу трудоустройства. Голуб вспомнила об утреннем разговоре и сказала, мол, пусть войдет. Дверь чуть приоткрылась, в щель протиснулась особа лет тридцати, худая и остроносая, состоящая не из приятных женских округлостей, а из одних острых углов, - лишенная капли привлекательности. На бледном лице пятна нездорового румянца, будто кожу ошпарили кипятком. Голуб почему-то испытала приступ инстинктивного безотчетного страха и сразу решила, что от этой особы надо держаться подальше.

Женщина подошла к столу и залпом пальнула, что она родственница Зины, работа официантки ей очень нужна, потому что ребенок на руках, мужа след простыл, алиментов нет… Она говорила сбивчивым ломким голосом, очень торопилась и волновалась. Выдавая бессвязные реплики, полезла в сумочку, трясущимися руками вытащила конверт. Голуб, привыкшая доверять своей безошибочной, интуиции, только взглянув на этот конверт, и сразу решила, что дальше произойдет нечто жуткое, непоправимое, возможно, катастрофа жизни. Представила во всех подробностях, что может случиться, - и животный ужас сжал сердце кольцом. Надо это как-то остановить…

Она вскочила, зачем-то через стол потянулась рукой к женщине, но та уже бросила конверт, на лету он открылся, посыпались зеленые купюры. Голуб только успела разглядеть ту банкноту, которая упала на столешницу ближе к ней, - двадцать американских долларов, - и подумала, что за всю жизнь держала в руках такие деньги всего несколько раз. У Голуб перехватило дыхание, глаза вылезли из орбит.

- Позвольте, милочка, - сказала она. - Позвольте, что вы тут устраиваете… Убирайтесь немедленно… Заберите это…

Тут Оксана Сергеевна сделала то, чего нельзя было делать: схватила купюры и стало засовывать их обратно в конверт, потом спохватилась, бросила. В тот же миг, будто это действие сто раз репетировали, - дверь распахнулась настежь, ввалились три мужчины, скрутили руки, повалили Голуб на стол, прижали к столешнице и надели браслеты наручников. Девушка с ошпаренным лицом стояла в углу и равнодушно наблюдала за этой страшной унизительной процедурой.

- Что вы делаете, сволочи, - закричала, обливаясь слезами Голуб. - Что же вы делаете… Пустите…

Она захотела закричать еще громче, позвать на помощь, - хотя ясно, - тут уж сам Бог не поможет, - но голос пропал, из груди вышел хриплый шепот, Оксана Сергеевна закашлялась, захлебнулась слезами.

(Продолжение - Глава 21)

Москва, 1979 - все главы

Больше новостей и ближе к сути? Заходите на ленту в Телеграм!

Добавляйте CСб в свои источники ЯНДЕКС.НОВОСТИ.