(Продолжение. Начало книги - здесь)

Ночью Борису снилось, будто он должен выступать в Кремлевском дворце съездов на комсомольском съезде. Зал, затихает, когда он выходит на трибуну. Тысячи глаз смотрят на него из полумрака, люди ждут. Борис спокоен и сосредоточен, он кладет перед собой красную папку с текстом выступления. Откашливается, делает глоток воды из стакана, открывает папку, но внутри пустота, кто-то вытащил машинописные страницы или они выпали, когда он шел к трибуне. Борис смотрит в лица людей, сидящих в зале, лица внимательные и серьезные. Он должен что-то говорить, но сказать нечего: он понятия не имеет, по какому случаю собрались люди. Он стоит и думает, что делать. И ни одной спасительной мысли.

Тишина заканчивается, люди перешептываются, слышен нарастающий гул голосов. Он переминается с ноги на ногу, покашливает в кулак, хочется провалиться сквозь землю. Надо что-то говорить, но сказать нечего… Борис открыл рот, застонал и проснулся. Свет утра проникал через неплотно задернутые полосатые льняные занавески. В открытую форточку влетали звонки трамвая и шум автомобилей. Галя в бордовом халате сидела перед зеркальным столиком и подводила глаза.

- Что снится комсомольцам? - в последнее слово она вложила весь запас иронии, накопленный за ночь. - Собрания или разврат?

- Собрания. К сожалению.

- Хоть бы один раз правду сказал. Такие типы как ты, ярые комсомольцы, активисты, будущие партийные деятели, - в душе самые большие развратники. И бабники.

- Не стану тебя переубеждать. Теперь, когда ты выговорилась, стало легче?

- Ты во сне скрипел зубами, - сказала она, не бросая своего занятия. - Один знакомый врач говорил, что это верный признак глистов. Ну, скрипеть зубами во сне. Тебе надо срочно к врачу. Сдашь анализы и понятно станет, что делать дальше… Ну, с этими твоими глистами. Их же надо выводить. Или ты с ними всю жизнь собрался жить? До старости?

- Что ты болтаешь… Нет у меня никаких глистов.

- Если скрипишь зубами, значит, есть. Совсем забыла… Я нашла человека, который одолжит денег. Приходи пораньше. И пойдем к нему. Это тут недалеко, пешком…

- Кто это?

- Какая разница? Просто хороший человек. Он дает пять тысяч рублей. Без процентов, без всяких расписок. Просто потому что у нас общие знакомые. И он мне верит на слово.

- Откуда ты знаешь этого Рокфеллера?

- Ну, пару раз консультировала его по поводу покупки картин старых мастеров. Он собирает европейскую живопись. В частности, старых голландцев. Ему нужно было убедиться, что картины, которые он брал у коллекционера, - не подделки. Я нашла опытного эксперта. Он дал положительное заключение.

- А я зачем нужен? Раз он тебе доверяет без расписок?

- Догадайся сам, ты же умный мальчик. Как, по-твоему, я понесу обратно по темным переулкам пять тысяч рублей? Я ведь могу вернуться без головы. И, что немаловажно, - без денег. На что тогда покупать видеомагнитофон и прочее?

Он встал, пошел в ванную, потом на кухню. Холодильник оказался пустым. Только на верхней полке в пакетике лежало пол батона белого хлеба и кусочек сливочного масла. Банка растворимого кофе - тоже пустая. Только в чайной жестянке на дне немного черного чая, старого и мелкого, с тошнотворным запахом гниющих опилок. Он вернулся в спальню, Галя уже залезла в черное в белый горох платье, тесно облегающее талию и упитанный зад, - и теперь вертелась перед зеркалом.

- У нас третий день пустой холодильник, - сказал он. - Это так: информация к размышлению.

- Вот и поразмышляй. Это ведь ты, а не я, ездишь по разным организациям, выступаешь с лекциями о том, как хорошо жить при развитом социализме. Травишь байки, как у нас много тракторов, комбайнов и товаров для народа. А теперь возьми авоську и сходи в продуктовый магазин, что в нашем доме. Может быть, ты узнаешь много интересного. Например, что молоко бывает только по утрам. И к обеду на прилавках - покати шаром. А я возвращаюсь с работы вечером. Поэтому холодильник пустой.

- Как у такого папочки дочь выросла такой антисоветчицей?

- Быть антисоветчицей в доме партийного работника - это старая добрая традиция.

Галя побросала косметику в сумку и умчалась.

* * *

Он вернулся около восьми вечера, сел на кухне и выпил стакан чая, отдающего опилками. Он хотел налить второй стакан, но в кухню вошла жена, одетая к выходу: красная блузка в мелкий белый горох, однотонная синяя юбка в сборку и красные лодочки на высоком каблуке.

- Ну как я? - спросила она и покрутилась на месте. Когда она кружилась, складки расходились в стороны, юбка поднималась, как парашют, наполненный ветром, взгляду открывались стройные ноги.

- Если бы я был насильником… То воспользовался бы ситуацией. И получил удовольствие.

- Жаль, что ты не насильник. А просто пошляк. Жаль… Кстати, я видела у тебя на столе каталог игрушечных автомобильчиков. Ну, такие машинки, точные копии настоящих. Их собирают взрослые дяди. Раз в год эти машинки выбрасывают в продажу по десять рублей за штуку в «Доме игрушки» на Кутузовском. Сама видела, как туда приезжают толпы здоровых мужиков со всей Москвы и часами стоят в очередях. Дерутся в кровь из-за этих машинок. Так вот, возьми этот каталог с собой. Надо его подарить сыну моего знакомого. Мальчик собирает машинки.

- Каталог мне самому нужен для…

- Не спорь, Боря. Не надо. Может быть, у тебя есть какая-нибудь машинка.

- Есть одна, но…

- Возьми с собой, подаришь сыну.

- Слушай, это даже не моя машинка. Может быть, ему подарить почтовую открытку с Пугачевой и ее подписью. У меня их запас.

- Пугачеву оставь себе.

Борис не допив чай, встал и потащился за Галей в темную глубину переулков Марьиной Рощи. Этот район Борис плохо знал, прохожих попадалось немного, фонари не горели. Но Галя уверенно шла вперед, будто бывала здесь много раз. Они прошли вдоль по пыльной улице, изрезанной строительными траншеями, оказались перед серой громадиной старого дома с запыленными окнами, вошли в арку, нырнули в подъезд. Здесь было темно и пахло мышами.

* * *

Дверь открыла немолодая женщина в сером платье и светлом фартуке, сразу видно, - прислуга. Она молча пропустила гостей, длинным неосвещенным коридором повела за собой на кухню и пропала. На стенах коридора были беспорядочно развешаны картины в тяжелых золоченых рамах. На кухне живопись тоже присутствовала, какие-то пейзажи в старинном духе и пара натюрмортов, написанных маслом, тоже в золоченых рамах и под стеклом.

Посередине кухни на кресле с прямой высокой спинкой и резными подлокотниками сидел статный плотный мужчина: точеное лицо с тяжелым подбородком, грива седых вьющихся волос и орлиный нос. Он был одет в майку без рукавов и черные сатиновые трусы. Ноги мужчины стояли в эмалированном тазу с водой, перед тазом на коленях согнулась женщина в цветастом халате. Она, бросив быстрый взгляд за спину, на Галю, что-то пробормотала и стала мылить ноги мужа, тереть их губкой.

При виде гостей хозяин не выразил и тени смущения. Бросил взгляд на Бориса, застывшего в дверях, небрежно кивнул головой вместо приветствия. Галя, не терявшая самообладания в любых ситуациях, блуждая взглядом по стенам кухни, по картинам и кухонной мебели, - стала вдохновенно пересказывать прогноз погоды на будущую неделю. Закончив с погодой, она сказала, что Борис принес журнальчик про машинки. Хозяйка на секунду оторвалась от своего занятия, и сказала, что сын сейчас в ванной, пусть Борис отнесет ему журнальчик туда, - третья дверь слева по коридору.

Борис, давно не попадавший в такие ситуации, молча кивнул, - он испытал то же чувство, что в сегодняшнем страшном сне, когда он стоял на трибуне перед огромным залом и не знал, что сказать, - хотелось сквозь землю провалиться. Он прошел по коридору, постучал, потянул латунную ручку двери. Внутри было жарко и душно, словно в турецкой бане. В ванне под слоем пены лежал молодой небритый мужчина, он высунул наружу пенную руку, взял журнальчик, полистал его и положил на табуретку.

- Я скоро выхожу, - сказал мужчина. - У меня большая коллекция машинок. Хочешь взглянуть?

- Спасибо. Как-нибудь в другой раз. Ах, совсем забыл…

Он полез в карман, вытащил красный «мустанг» в коробочке и протянул парню. Тот долго разглядывал машинку, буркнул «спасибо», вытащил ее из коробочки и стал проверять, открываются ли двери. Неловко, пятясь боком, Борис прошмыгнул в коридор, вернулся на прежнее место. Женщина в халате, по-прежнему стоя на коленях, вытирала мужу ноги белым полотенцем. Хозяин дома поднялся, подтянул трусы и, гордо вскинув седую голову, ушел. Женщина последовала за ним, через минуту вернулась, держа в руках скомканную газету. Она поманила Галю пальцем в темный коридор, будто чего-то боялась, дрожащими руками сунула ей сверток, и прошептала на ухо, что в газете пять тысяч рублей. Затем выставила гостей на площадку, захлопнула дверь и загремела цепочкой. Галя нажала кнопку лифта.

- Кажется, сегодня в этой семье помывочный день, - сказал Борис. - Господи, зачем мы сюда притащились…

- Если бы у твоих друзей комсомольцев водились деньги, мы бы пошли к ним.

- Давай хоть пересчитаем, - сказал Борис.

- Не надо, - ответила Галя. - Я им верю.

Они спустились вниз и по пустым полутемным улицам пошли обратной дорогой.

- Что это за мужик, может быть, скажешь? - спросил Борис.

- Директор овощной базы Дзержинского района, Амбарцумян, - золотой человек, - Галя вцепилась в сумочку так, будто ее хотел кто-то вырвать. - Я знаю парня, который меняет доллары один к шести. Ну, если сумма большая. Обычная такса - один к десяти и выше, дешевле десятки вряд ли достанешь.

- Почему я не директор овощной базы…

- У тебя еще все впереди.

- Да, сегодня я увидел цель в жизни. Теперь мне есть к чему стремиться.

(Продолжение - Глава 22)

Москва, 1979 - все главы

Больше новостей и ближе к сути? Заходите на ленту в Телеграм!

Добавляйте CСб в свои источники ЯНДЕКС.НОВОСТИ.