фото автора
У каждого ребенка есть собственное чудовище. Один боится буку, другой – бяку, я, например, в детстве жутко боялась жужуку. У всех взрослых чудовища общие. И одно из самых ужасных – капитальный ремонт дома, в котором живешь.
Монстр, беспощаднее любого стихийного бедствия, стал еще кошмарнее с тех пор, как государство решило переложить часть материальной ответственности за его неминуемое явление. Оно и понятно: советский человек просто жил-не-тужил в своем, пусть и не особо уютном, доме, безропотно заклеивал щели в стенах бинтами, выкраивал прокладки для текущих кранов из старых резиновых сапог, ставил заплатки на треснувшие трубы из крепко посоленных женских прокладок, пока вдруг однажды государство не приходило капитально ремонтировать дом. Населению оставалось только безропотно ждать, когда ремонтники, вскрыв паркет, разворотив стены, переломав мебель, залив одежду и книги сменят все возможные коммуникации и уйдут с гордо поднятой головой в светлую даль, оставив жильцов наедине с последствиями стихийного бедствия…
Человек постсоветский о капремонте почти забыл – революции о сохранении старого думать не полагается, она новый мир строит.
Но все революции когда-нибудь кончаются, и новое, стабильное государство издало указ, которым обязало население деньгами принимать участие в пришествии капитального ремонта.
Понятное дело, население возмутилось: мало того, что с постремонтной разрухой его традиционно оставляют наедине, так еще и явление чудовища нужно из собственного кармана оплачивать – это ведь как веревку с мылом с собой на собственную казнь приносить. Особенно ужаснулась та часть, которую государство называет населением возраста дожития: за что платить, если смерть может прийти раньше чудовища, а еще хуже – во время его визита – ведь и не похоронят толком... Ну, да со стабильным государством разве поспоришь… оно просто издало поправку к указу: плата за будущий капремонт – добровольная, но за последствия сами отвечать будете.
Это все присказка была. А теперь сказка.
В конце апреля на двери в дом, в котором я живу, появилось объявление: «С мая по сентябрь в доме состоится капитальный ремонт с полной заменой коммуникаций, проводимый по общегосударственному плану. Ответственным за капитальный ремонт назначен районный департамент жилищного хозяйства».
Население дома зашумело, заволновалось, объявило общее собрание на котором стачала само себе, потом представителям управы и управляющей компании стало задавать бесконечное количество вопросов: что будут делать? кто будет делать? кто будет отвечать за качество? а если кто сам уже все сделал? а где возьмут мастеров? а кто будет бороться с последствиями?... Вопросов было так много, а отвечающих так мало, что собрание – с перерывами на обычную жизнь длилось больше месяца. Все это время по квартирам регулярно ходили вежливые (не подумайте, что в камуфляже) молодые люди в приличных костюмах, представлялись представителями подрядчика, разглядывали трубы – кто водопроводные, кто канализационные, кто отопительные, сочувственно кивали головами и что-то записывали в блокноты. Недели две спустя начала визитов к нам, въехавшим на последний этаж три года назад и сделавшим все коммуникации наново, пришел не очень молодой, но очень ответственный представитель подрядчика, оглядел все трубы, понимающе кивнул и разрешил ремонтников не пускать: «У вас все в порядке!»
Мы расслабились.
Тем временем наступило лето – жильцы разъехались по отпускам, квартиры заперли, а в дом пришли некрупные черноволосые почти не говорящие по-русски люди, печальными лицами больше всего похожие на киргизов – кочевников, только вчера оторванных от своих войлочных кибиток, сопровождающих буйволиные стада в унылых предгорьях Тянь-Шаня.
Силой волшебства вырванные из родных плоскогорий, печальные кочевники меланхолично разглядывали электропилы, чудом заменившие в их руках хлысты, примеряли их к трубам отопления в подъезде, тревожно обсуждали что-то на своем языке, выходили во двор, задумчиво сидели на газоне, возвращались в подъезд, опять примерялись к трубам, опять что-то тревожно обсуждали, опять грелись на газоне и, наконец, начали срезать чугунные радиаторы отопления, в народе прозванные батареями. К середине июля все пять батарей были спилены. К середине августа и трубы лежали на лестничных площадках. Все это время – с девяти утра до восьми вечера - на чердаке, в подъезде и во дворе безжалостно жужжали электропилы, истерично вопили сварочные аппараты, грозно громыхали трубы.
Тут и жильцы потянулись из отпуска – к сентябрю по лестнице было не пройти – батареи из квартир забаррикадировали лестничные клетки.
- Эх, вздохнула я, - а ведь заморозки скоро…
- Да ладно, - возразил мне сын, - до морозов успеют!
Дверь в подъезд к этому времени украсила таблица сроков проведения капитального ремонта, которая утверждала, что чудовище покинет дом 19 сентября.
За первую неделю означенного месяца батареи и трубы уехали в неизвестном направлении. Вторая неделя ушла на установку новых труб. Третья – на развеску новых, метало-пластиковых батарей. Но не всех. Второй и третий этаж грустно смотрели врезанными в стояк обрубками труб.
Числа 15 сентября похолодало так, что мы включили электрообогреватели (историю про то, как все лето регулярно выключался свет и интернет, я упущу), а митинг населения во дворе из перманентного - ежевечернего превратился в регулярный – практически круглосуточный. Безжалостное жужжание электропил, истеричные вопили сварочных аппаратов, грозное громыхание труб стало практически круглосуточным – оно стихало глубокой ночью и просыпалось с рассветом.
На следующий день часов в 10 утра в дверь позвонил печальный кочевник.
- Труба смотэт, - сказал он.
- Нам, - возразила я, - ничего не делали, труб не меняли, у нас и так все новое.
- Труба смотэт, - мрачно повторил кочевник, вошел в квартиру, задумчиво посмотрел на выступ стены, в котором пряталась труба, и печально ушел.
В 12 дня раздался звонок в дверь. За ней стоял другой печальный кочевник.
- Труба смотэт, - сказал он.
- Нам, - возразила я, - ничего не делали, труб не меняли, у нас и так все новое.
- Труба смотэт, - мрачно повторил кочевник, вошел в квартиру, задумчиво посмотрел на выступ стены, в котором пряталась труба, и печально ушел.
В два часа дня третьему печальному кочевнику я не менее печально сказала: «Труба нэт!»
Не помогло. Пять дней, минимум раз в два часа с десяти утра и до полуночи в дверь звонил печальный кочевник и сцена, сопровождаемая жутким грохотом с чердака, повторялась.
На шестой день кочевники исчезли, вместо них появились хорошо говорящие по-русски матом люди, которые деловито суетились у батарей на лестничных клетках, время от времени произнося загадочное слово «опрессовка».
Наконец, тихим субботним вечером, когда чердачный грохот затих, а все домочадцы уютно угнездились в любимых местах – кто с книжкой, кто с карандашом, кто с косточкой, по квартире разнесся шум водопада.
- Наверное, - подумала я, - кто-то решил принять ванну, пустил воду и забыл.
И пошла проверить – вдруг этот кто-то – я?
В дверном проёме ванной лил ливень. Только не прозрачный, как в «Солярисе» Тарковского, а мутно-коричневый, пахнущий отнюдь не ландышами.
- Замочили, - задумчиво прокомментировал пришедший вместе со мной на шум воды сын.
- За что? – любознательно спросила невестка.
Кошка и пес на всякий случай молча залезли под стол.
Сын кинулся на лестничную клетку. Мы с невесткой – на балкон за ведрами и тряпками.
Пока мы героически боролись с озером, вытекавшим из ванной на кухню, по лестнице на чердак прогрохотали шаги минимум роты бойцов ОМОНа, чердак загремел матом, заскрипел металлом.
И тут на кухне начал опускаться потолок. Сначала мы с невесткой решили, что это у нас головы кружатся от внезапной физической работы, но когда люстру повело в сторону, стало понятно, что натяжной потолок превращается в бассейн и вот-вот не справится со своей неожиданной ролью. Я рванула на чердак – звать сына.
Господа! Не экономьте! Ставьте качественные натяжные потолки! Они прекрасны, они спасут вас от многих стихийных бедствий, включая явление капремонта народу! Но не забудьте где-нибудь сделать потолок навесной – он, пропустив сквозь себя водопад, позволит вам вовремя заметить потоп.
Сын сапожной иглой проколол потолок – вода забила тонкой струей, как молоко из коровьего вымени. Атлантом на стуле посреди кухни с ведром в руках, он собирал чердачный дождь, а нам всего-то и осталось – менять тару в его руках – полную на пустую.
Жаль, впопыхах в голову не пришло посчитать количество ведер, но минут через пятнадцать струя воды начала утончаться, и через полчаса превратилась в капель, которую уже можно было собирать в таз, стоящий на полу.
Потом пришел бригадир ремонтников оценить размер бедствия, заодно рассказал, что его бригада была вызвана по распоряжению Собянина, которому жильцы нажаловались на холод в квартирах, с жестким указанием в субботу отчитаться о наличие тепла в доме. Два дня бригада проверяла свежеположенные трубы, выпускала воздух, но сантехникам и в голову не могло прийти, что кочевники потеряли выход одной из спиленных труб в керамзите, рассыпанном для утепления по полу чердака, а потому не вваривших этот обрезок в общую систему. И не сумевших рассказать о потере сантехникам, поскольку матом по-русски кочевники плохо умеют.
Потолок нам на кухне переделают за деньги ремонтников – дело не сложное и не хитрое – навесной потолок за день ставится.
В доме тепло и тихо.
Но знаете, что самое милое? Канализацию в доме поменять не успели. Капремонт весной к нам вернется.
Больше новостей и ближе к сути? Заходите на ленту в Телеграм!
Добавляйте CСб в свои источники ЯНДЕКС.НОВОСТИ.