(Продолжение. Начало книги здесь)

Глава 7

В эту ночь Разин долго лежал без сна, не давали заснуть чьи-то крики. Утром в комнату вошли те же мужчины, поставили на столик поднос с завтраком. К полудню Разин оказался в комнате без окон, где все начиналось. Наручники не сняли. Плитки пола были мокрые, будто его недавно помыли, пахло химией, под круглой решеткой водостока почти вровень с полом стояла вода. Казаков вошел и сел за стол. На этот раз под мышкой он сжимал не две тощие папки, а одну потолще, в руках держал два стаканчика кофе. Один стаканчик он поставил на край стола, чтобы Разин мог дотянуться, и сказал:

- Черный с сахаром, как ты любишь. 

Появился Артем Сидорин, молча кивнул и неслышной походкой прошел в свой темный угол. 

- Я могу хотя бы увидеть Клейна? – спросил Разин. 

- А что такое? – Казаков поднял брови, будто удивился вопросу.

- Сегодня полночи кричал мужчина. Его голос похож на Клейна.

- Это здешние наркоманы. Клейн в Москве.

- Ну, позвонить-то ему можно?

- Нет, отсюда звонить нельзя. Никуда и никому.

Казаков сделал паузу и добавил:

- У тебя было время подумать. Что скажешь?

- Нет, - помотал головой Разин. 

- Это я и рассчитывал услышать: нет. Почему?

- Я знаю, что такое контора. Если я соглашусь, в награду получу не семейную жизнь в Европе, а пулю в затылок. Труп найдут где-нибудь у черта на куличиках… 

- Ты в этом убежден?

- Есть мягкий вариант. Из меня вытащат все, что я знаю. Выпьют все соки и оставят на дожитие в какой-нибудь богадельне, в дурке, под присмотром оперчасти. Да, в этой богадельне обязательно будет оперчасть, начальник по режиму, агенты, стукачи… За плохое поведение карцер, лишение сна, побои.  

- А как же письма? Как же гарантии тех людей, кто верит в вас и кому доверяете вы?

- Письма сработаны неплохо, - усмехнулся Разин. – И эта манера перечеркивать какие-то слова и по ходу заменять другими. Менее резкими. Она настоящая. Внешне все очень симпатично. Но эти люди никогда не станут писать старому знакомому, попавшему в такой переплет. Помилуй, господи… 

- Ну, вот… А мы трудились, - засмеялся из своего темного угла Сидорин. – Я так и думал, что фокус не сработает.  

- Зачем вы вообще затеяли канитель с письмами? Сочиняли текст, подбирали слова, и почерк трудный… Столько сил и времени ушло на эту ерунду. А сами повторяете, что каждая минута на счету…

Казаков махнул рукой и постучал кончиком ручки по столу:

- Письма были нужны, чтобы мне убедиться: ты – это прежний Разин, один из лучших оперативников Первого главного управления. А не европейский обыватель, обросший жирком благополучия и потерявший бульдожью хватку. Это был твой экзамен. Хорошо, Разин… С письмами ты разобрался. Ну, а теперь изложи свои условия. Чего ты хочешь?  

- Я никуда не поеду и не буду участвовать в активных мероприятиях, - сказал Разин. – Но я готов помочь в другом. Составьте список вопросов. Вспомните все, что вас интересует, - я отвечу. Подробно и обстоятельно.

- Нам нужен ты, а не бумага для сортира. Ты будешь работать в Нью-Йорке и помогать нам ежедневно. Без тебя мы сыпанемся. Из-за какой-нибудь ерунды, из-за мелочи. Ну, теперь решай.

- Не обещайте свободу и деньги. Я в конторе повидал разные виды. И усвоил несколько правил. Первое: не верь никому. Второе: если обещают много, не получишь ничего.    

- Разин, ты ведь слышал, как ночами кричат психи? – Казаков прикурил сигарету, он смотрел не на собеседника, а в пустой дальний угол. – Наверное, у тебя не хватит воображения представить, что ты сам можешь вот так орать. До хрипоты, до разрыва связок, до потери голоса… Орать от жуткой невыносимой боли. Медленно умирать, ждать смерти, ждать хотя бы минутной передышки. И получить только боль и плевки в морду. И уколы, от которых боль становится еще сильнее.  

- Наш разговор - пустая трата времени.  

- Ты не веришь мне на слово, - Казаков допил кофе и поднялся. – Этому учит твой жизненный опыт. Хорошо… Тогда пойдем, взглянем на одну поучительную сценку.

*    *    *

Они прошли коридором вдоль первого этажа, спустились в подвал, там их ждал такой же ярко освещенный коридор и несколько дверей с правой стороны. Разина, чтобы он не споткнулся на ступенях и сыром кафельном полу с обеих сторон придерживали под локти те двое мужчин, что вчера и сегодня возились с ним в палате, приносили еду и свежее белье. Остановились у последней двери, один из провожатых вытащил связку ключей на широком кольце, покопался с замком, открыл его. Зайдя первым, включил верхний свет, с потолка свешивались две яркие лампы в жестяных колпаках. 

Разин шагнул вперед. Посередине стол, обитый железом, у ближней стены пара обшарпанных венских стульев, в углу железный рукомойник, на полу - кишка водопроводного шланга. С другой стороны стола на массивном деревянном кресле сидел голый мужчина с широко расставленными ногами, голова запрокинута кверху, рот открыт, кожа лица и волосы смочены кровью. Нижняя губа разорвана посредине, нескольких зубов, верхних и нижних, не хватает. Правая рука лежала на железной столешнице, пальцы были полусогнутыми. Кисть руки, а также указательный и средний палец расплющены так, что не видны суставы и ногти. На груди глубокие ссадины, живот отек и вздулся, будто его накачали насосом. 

Казаков встал рядом с Разиным и сказал:

- Поверь, это не наша самодеятельность. Мы не хотели. Тут нет садистов. Но в Москве верят в активные методы дознания. Там никого не интересует, как уживается этот мясокомбинат с моими высокими эстетическими запросами. По поводу тебя пришел точно такой же приказ, что и на этого бедолагу. Говорю с тобой как мужчина с мужчиной, без угроз и вранья. 

- Вот в это я верю…

- Твой допрос будет долгим. День, другой, третий… Ты забудешь, как звали родную мать, но, когда тебе станет совсем плохо и начнет мутиться рассудок, - дознание не будет остановлено. Поверь, после всего этого человека нельзя оставлять живым. Ты и сам этого не захочешь… Кстати, этот приятель сошел с ума еще полутора суток назад, но допрос продолжался своим порядком. Закрепляли уже полученные данные… Ты ведь знаешь, что такое «закреплять полученные данные»? Наверное, еще не забыл.       

Разин задал самый глупый вопрос, какой только мог прийти в голову: 

- И долго его так? – голос сделался низким, чужим.

Казаков покачал головой:

- Ну, теперь какая разница. Если хочешь проститься, побыть с ним наедине, мы выйдем. 

Разин кивнул и, чувствуя, что ноги плохо держат, а голова кружится, сел на стул. Дверь захлопнулась. Он смотрел на кубики кафельной плитки на стенах и боролся со слабостью, с внутренней дрожью. Под столом лежал какой-то продолговатый предмет, завернутый в тряпку. Разин встал, подошел ближе, встал сбоку. Тело холодное, трупные пятна на бедрах и тыльной части правой руки, он надавил на них пальцем, пятна побледнели. Значит, смерть наступила не позже восьми часов назад, теперь начинается трупное окоченение. 

Он шагнул вперед, заглянув в открытые глаза покойного. Роговицы тусклые, зрачки словно сделаны из мутного бутылочного стекла, соединительная оболочка глаз красная, с внутренними кровоизлияниями. В правом глазу проникающее повреждение, которое могли нанести шилом или гвоздем. Левое ухо от мочки до ушного канала оторвано, над ним рана щелевидной формы, - это был удар сбоку, сломавший височную кость, разделившая ее надвое. 

У носа нет кончика, удалено примерно полтора сантиметра, уши забиты свернувшейся кровью, открытый рот тоже полон рыхлыми свертками крови. Если нажать пальцем, кости лица меняют форму, значит, нос, верхняя и нижняя челюсти сломаны в нескольких местах, подбородок деформирован. Разин наклонился, только сейчас заметив, что левая рука отрезана по локтевому суставу. Чтобы остановить кровотечение, руку немного выше локтя туго обмотали липкой алюминиевой лентой. Разин присел на корточки, - такие же рваные раны есть на обеих бедрах, почти по всему телу. Он поднял с пола и отбросил в сторону мужские трусы, закрывавшие нижнюю часть отрезанной левой руки, без ногтей, с поврежденными пальцами, сигаретными ожогами на запястьях.    

Он осмотрел живот, покрытый синими пятнами и черными следами от электрошокера. Колени и стопы ног, поврежденные чем-то тяжелым, сильно распухли.  В теменной области две неровные раны, узкие и длинные. Такая же рана в затылочной в кости.  

Разин отступил к двери и постучал кулаком. Пока не вернулся Казаков, он приземлился на стул, дрожащими руками достал мятую пачку сигарет. Закурил, глубоко затянувшись, и почувствовал, что стало немного легче, слабость отпустила. Он думал о том, что хочет многое сказать сейчас этому человеку, своему другу, которого знал много лет, возможно, единственному другу. Да, ему есть что сказать. Он закрыл глаза и сидел молча, сжав веки.     

*   *   *

Дверь открылась, те же мужчины вывели его в коридор. Разин оказался в прежней комнате, пропахшей средством для мойки полов и стен с добавлением хлорки и лимонным ароматом. Он потянулся к оставленному стаканчику кофе, рука дрожала, он сделал глоток. Это ерунда - пролить холодный кофе, но не хотелось показывать Казакову свою слабость. Но тот, кажется, ничего не заметил, сидя за столом, он перебирал какие-то бумажки, наконец отодвинул папку в сторону. 

- Итак, чего ты надумал? Вижу, что экскурсия была познавательной. Чужая смерть спасет твою жизнь. 

- Мой ответ – нет, - Разин раздвинул ноги и плюнул на пол. 

- Это не очень умно, - сказал Казаков. – Я ожидал другого ответа. Скажи: неужели ты, опытный и сильный мужчина, готов умереть в этой помойке? Превратиться в корм для собак? Тут все вокруг пропитано болью, страхом и ненавистью. Польша многое повидала за свою историю, но даже в этой стране трудно найти такое вот неприятное место. У меня в голове не укладывается… Скажи, что ты передумал. Ну, я жду.

Вместо ответа Разин снова плюнул на пол. 

- Как хочешь, пусть будет по-твоему, - согласился Казаков. - Но… Есть еще один сценарий, придуманный и утвержденный в Москве. Там тебя ждет та же смерть, но смерть порциями, в рассрочку. Твоя кончина будет мучительней, чем у Клейна. Этот новый сценарий, которого ты пока не знаешь, - будь уверен, - сработает. Может быть, с него и надо было начинать. 

Он вытащил из папки и положил на край стола несколько цветных фотографий.

- Это ведь твоя жена? – он показал на среднюю фотографию. - Симпатичная. Выглядит молодой и спортивной. 

- Этот кусочек тебе не по зубам. Она слишком известная личность, чтобы просто так ее похитить или устроить автомобильную аварию с летальным исходом.   

- Ты прав, ее мы не тронем. Я про вот эти четыре карточки… Заслуживают внимания.

Разин взял ближнюю фотографию, это была Лаура, дочь Кэтрин. Ей двадцать лет, второй год она учится на врача в Университете Страсбурга, во Франции. Снимает квартиру в трех кварталах от университета. Девушка небольшого роста, милая… 

- Ты еще ничего не понял, - сказал Казаков. – Вот тебе занятное чтиво.

*   *   *

Он обогнул стол, вложил в руки Разина папку с бумагами и стал молча расхаживать по подвалу, хмурясь и потирая лоб ладонью, будто эти движения помогали думать о чем-то важном, настолько важном, что благодарное человечество, когда узнает о его открытии, забудет все темные и кровавые дела Казакова и поставит своему кумиру памятник высотой в десять этажей. Он сел на край стола и сказал, что на Разина изготовлено уголовное дело, этим занималась люди из Московской прокуратуры, дело крепкое, оно ни в каком суде не развалится. Сейчас Разин имеет возможность ознакомиться с некоторыми документами. 

Суть вот в чем. Прокуратура утверждает, что на самом деле Разина зовут Сергеем Овчаренко, - на его счету несколько преступлений сексуального характера, точнее говоря, жестоких убийств. Жертвы - женщины в возрасте от 14-и до 72-х лет. Есть надежные свидетели, собраны изобличающие материалы. В первой части, которую Разин держит в руках, протоколы осмотра мест происшествия, акты экспертиз, отрывки из показаний очевидцев. Овчаренко опознан родственниками и знакомыми тех несчастных, жестоко убитых женщин и т.д. и т.п. 

Сейчас он скрывается за рубежом по подложному паспорту на имя Эрика Шварца, живет в Амстердаме, выдавая себя за эксперта ювелира. Женат на Кэтрин Эрнер, авторше кулинарных книг. Российские правоохранительные органы, собрав и обобщив все документы, на днях обратятся в Интерпол с просьбой о выдаче России гражданина Сергея Овчаренко, все доказательства противоправной деятельности маньяка, как и положено по закону, получит европейский Интерпол. 

Разина (теперь уже Овчаренко) возьмут в номере придорожного мотеля, где он, путая следы, сделает остановку, чтобы расслабиться и поспать. Когда он проснется, у него найдут незарегистрированный пистолет, пару фотографий Лауры и лоскут кожи, срезанный с ее тела и засушенный в книге, что-то вроде закладки. У Лауры татуировка на плече, ее-то и срежет убийца. Такие патологические типы редко трогают деньги и ценности своих жертв, но забирают на память какой-то пустяковый сувенир: трусики, прядь волос. На этот раз маньяку, а он человек с высоким художественным вкусом, понравилась татуировка на плече девушки. 

В ходе следствия выяснится, что Овчаренко совратил ребенка своей супруги еще несколько лет назад и с тех пор совершал с ней развратные действия. Немного позднее, когда девочка подросла, вступил с ней в половые отношения, связь продолжалась, когда она стала студенткой университета. Девочка боялась открыться матери, думала, что уедет в Страсбург, поселится в отдельной квартире, запрется на все замки, - и кошмар кончится. Но она ошибалась…  

Найдутся люди, они уже есть, которые покажут на следствии, что видели Разина, когда тот последний раз вошел в подъезд Лауры, и утром, когда он вышел оттуда с тяжелыми черными мешками для мусора. Он бросил их в багажник своей машины и вернулся еще за одним мешком. Естественно, об этом деле будут писать многие европейские газеты, Разин – станет звездой криминального телевидения. 

 *   *   *

С ним все ясно: он отсидит срок в Нидерландах, где жил и где совершал преступления, позднее, голландцы удовлетворят запрос Интерпола и отправит маньяка на родину, гнить в заполярной крытой тюрьме с ее волчьими законами. Состоится свидание блудного сына с Родиной. Трогательно… В тюрьмах сексуальных маньяков не любят, они тонут в выгребных ямах или вешаются. Казаков последний раз прошелся по комнате, рухнул на стул, готовый разрыдаться. 

Разин, коротко размахнувшись, с силой бросил папку ему в лицо. Тот успел увернуться, по полу рассыпались листки протоколов и фотографии. Из темного угла вылез Артем Сидорин со слезящимися глазами, кажется, он уже всплакнул. 

Скрестив руки на груди, он обратился к Разину:

- Алексей, я маленький человек и ничего не решаю, - сказал он. – Единственное что я могу, дать совет. Отказ от работы будет главной ошибкой вашей жизни. Но это личный выбор. Делайте со своей жизнью, что хотите. А теперь вспомните о Кэтрин и ее дочери. Молодая красивая девушка, у которой впереди прекрасное будущее. Семейное счастье, дети… Неужели она заслужила эту боль, этот жуткий страшный конец? А ее мать…

- Теперь заткнись, - сказал Разин. – Что б вас всех вырвало…

Разина отвели в его комнату, сняли наручники и принесли обед. На этот раз кусок свинины с тушеной капустой, пирог с клюквой и большая чашка кофе с молоком. Разин съел все до последней крошки, повалился на кровать и проспал пару часов. Когда за узким окошком стало смеркаться, появился Сидорин, он взял стул и сел возле кровати и сказал:

- Клянусь всем святым: ни я, ни Казаков пальцем Клейна не тронули. Здесь для грязной работы есть другие люди. 

- А вы вдвоем стояли в сторонке и цветочки нюхали?

- Слушай, забудь об этом хотя бы на время. И еще… Я рад, что ты все правильно решил. С сегодняшнего дня отменяются наручники и охрана. Теперь ты один из нас. Мы доверяем тебе, как товарищу. Ты можешь доверять нам. Завтра мы вдвоем переедем в пригород Гданьска, пару дней поживем в частном доме недалеко от моря. Туда приедет человек, который все расскажет. Потом отправимся на русский сухогруз, а дальше - в Америку, в Новый Орлеан. Казаков уже будет там, он старший группы. Вот так…      

(Продолжение следует)