(Продолжение. Начало книги здесь)

Глава 42

Генерал Константин Булатов из хостела, где он едва не лишился жизни, был отправлен в одну из городских больниц Амстердама. Ему зашили рану на затылке, что-то сделали со сломанным носом, - и стало легче дышать, наложили твердую повязку на предплечье левой руки, эту повязку на липучках можно было снимать самому, когда кожа чесалась. Кроме того, уже ночью провели операцию на сломанной голени, - это было настоящее чудо, - на следующий день Булатов смог наступать на ногу и, вооружившись тростью, сделал несколько неуверенных шагов по палате.

Однако эта суета не принесла настоящего облегчения, - от побоев болело все тело, Булатову кололи уколы, боль отпускала, но вскоре возвращалась. После очередной инъекции он погружался в сон, наполненный наркотическими кошмарами, чтобы проснуться, дождаться нового укола и снова заснуть. Он потерял счет времени, и только через неделю почувствовал, что стало лучше, он немного окреп и смог не только полулежать на кровати, но сам дошел до кресла и сел у окна.

В начале следующей недели в палату пришли два местных детектива и задали несколько вопросов, Булатов сказал, что после травмы головы и жестоких побоев развилась амнезия, он ничего не помнит о том злосчастном вечере. Видимо, нападавший подкрался сзади и ударил по голове чем-то тяжелым, больше добавить нечего, вот разве что из кошелька деньги пропали. В хостел он зашел из любопытства, осматривая местные достопримечательности. С убитыми мужчинами, найденными рядом с ним в том же зале, знаком не был, кто они, даже не догадывается. Очевидно, эти люди тоже стали жертвами неизвестных грабителей или грабителя, тут уж он не вправе высказывать свое мнение, но уверен, что полиция найдет злоумышленников. Теперь он устал и говорить дальше не может, хотя тема уже исчерпана и сказать больше нечего.

Полицейские обещали снова зайти, они надеялись, что пациенту станет лучше, и он сможет хоть что-то вспомнить. В одиночной палате Булатову не сиделось. Когда он вспоминал девицу, чуть не убившую его, кулаки сами крепко сжимались, сердце стучало сильнее, он думал о том, что эту особу обязательно найдут, где бы они ни пряталась, и тогда она заплачет кровавыми слезами и проклянет день, когда встретила Булатова.

* * *

Помогал генералу молодой скорый на ногу адъютант, он ночевал в той же палате на широком кожаном диване и мгновенно выполнял все поручения. Вскоре появился чемодан, который содержал в себе целую телефонную станцию, закрытую от прослушивания. Булатов позвонил Казакову и побледнел от злости, когда узнал новости.

Даже по закрытой линии Казаков не называл имен, только псевдонимы, и пользовался шифрованными словами и целыми фразами, чтобы, если техника вдруг подведет, те, кто их может услышать, не поняли ровным счетом ничего. В переводе на человеческий язык, смысл таков: Казаков со своей группой вскоре похитит и допросит Зорана Тачи, ближайшего помощника Джона Ковача. Этот человек должен знать все тайны своего хозяина, - операция согласована с Москвой.

- Ты должен был сначала со мной согласовать, а потом уже… Что за спешка такая…

- Поступило сообщение, что вы в реанимации, в тяжелом состоянии, - ответил Казаков. – И никто не гарантировал, что вы… Ну, что вы выкарабкаетесь.

- Черт побери, надо было подождать хотя бы неделю. Кто одобрил эту канитель с Зораном Тачи?

Казаков назвал псевдоним второго человека в Службе внешней разведки. Булатов помолчал, сказал, что еще позвонит и дал отбой. На следующий день Булатов связался с Джоном Ковачем, тот сказал, что новостей нет. Булатов долго раздумывал, сообщить ли Ковачу о том, что Москва готовит похищение Зорана Тачи, и решил пока не болтать лишнего.

К середине второй недели генерала выписали из больницы. В амстердамском консульстве России медики осмотрели его и двое суток продержали в медсанчасти, хотя главный врач настаивал на отправке пострадавшего в Москву и серьезном лечении. Булатов заупрямился и приказал взять билет первого класса до Нью-Йорка. Там все подходило к концу, генерал боялся, что его оттеснят от золотого корыта, где лежат все блага мира: внеочередные звания, премии, квартиры, дачи и прочие прелести. Если сидеть в Амстердаме и в потолок плевать, сослуживцы отхватят все ценное, заработанное его долгим упорным трудом, а ему, руководителю операции, кинут какой-нибудь никчемный орден, как кость собаке.

* * *

Тем же вечером к его палате пришли двое немолодых мужчин в гражданских костюмах. Каждому из них обещали десять минут свидания с генералом. Эти двое давно знали друг друга, они работали в Москве в одном и том же ведомстве, только в разных управлениях. Мужчины сели в кресла перед журнальным столиком, не стали отказываться от кофе, обменялись общими вопросами и ответами.

- Кажется с Булатовым вопрос решен, - тихо и скорбно сказал тот, что постарше. – Не в его пользу.

Второй всплеснул руками, он был уверен, что по возвращении в Москву генерал получит все, что только можно получить, разумеется, если дело, которым он сейчас занят, доведут до успешной развязки, и вдруг… Без объяснений, без видимого повода.

- Но почему? Кому он помешал?

Собеседник знал причину, но закрыл глаза и пожал плечами.

- А когда решили?

- Только сейчас. Буквально за пару часов до моего вылета из Москвы.

- Боже мой, боже мой… А как, в смысле, каким способом? – собеседник спросил о том, о чем нельзя было спрашивать, даже намекать нельзя, он хорошо знал правила, - но любопытство сломало все барьеры.

Другой мужчина тоже знал правила и должен был молчать и только молчать, но желание первым раскрыть секрет коллеге, которого давно знал и которому доверял, было выше человеческих сил.

- Наш друг получил тяжелые травмы….

- Но не смертельные.

- Так вот, наш друг получил тяжелые травмы. Если их не лечить, а как бы даже наоборот, человек недолго протянет. А причина… Ладно, скажу. Должность, кабинет и кресло, которое должен получить наш знакомый, уже пообещали другому человеку.

- Ах, вот оно что…

- Узнав эти новости он может затаить обиду. Чего доброго, перебежит к американцам и выложит им всю нашу нелегальную сеть и много чего еще. Только я прошу: ни слова.

- Это само собой.

Мужчины переложили шляпы с одного колена на другое и замолчали.

* * *

По дороге из Амстердама в Нью-Йорк, дожидаясь своего рейса в аэропорту, Булатов просмотрел газеты двухнедельной давности, подобранные по его просьбе адъютантом. Газеты были забиты новостями о людях, убитых в хостеле, и о выжившем свидетеле, тоже пострадавшим от налета грабителей. Все полицейские силы города были брошены на поиск злоумышленников, отпечатки пальцев и биоматериал убитых, не содержался в полицейской базе данных. Машина, на которой передвигались то ли пострадавшие, то ли злоумышленники, была угнана во Франции полгода назад, документы на нее оказались подложными, номер двигателя удален.

На третью полосу воткнули фотографию Булатова, сделанную возле хостела, когда его на каталке везли к машине скорой помощи. В центр кадра попал только один глаз, какой-то дикий, похожий на лошадиный, вылезший из орбит. И еще расквашенный съехавший на сторону нос, почему-то темный, будто чем-то испачканный. Булатов не сразу узнал себя, а узнав, сунул газеты под кресло, чтобы никто не увидел.

* * *

Нью-Йорк встретил генерала дождиком и хмурым небом. В Бронксе, в медсанчасти дома, где жили российские дипломаты, журналисты и прочий служивый люд, к встрече подготовились заранее, рядом с кроватью оборудовали что-то вроде рабочего кабинета, поставили письменный стол и сейф. На столе словно сами собой появились папки с бумагами, досье, фотографии, окна закрыли светлыми шторами, а вечером можно опускать светонепроницаемые жалюзи.

На отдельном небольшом столе поставили несколько телефонов для связи с конкретными чиновниками из посольства, Службы внешней разведки, а также правительственную «вертушку». Конечно, Булатов не привык злоупотреблять телефонным правом, решая личные дела через больших людей, но «вертушка» пусть напомнит окружающим, что это даже не телефон, а некоторым образом, символ власти, которая ценит Булатова и ему доверяет.

Он, несмотря на болезненные травмы, ни на минуту не выпустил руль управления событиями, кому-то звонил и читал документы. По слухам, в Москве быстро нашлись люди, предложившие поставить на его место одного некомпетентного карьериста, однако грозовые тучи вскоре разошлись. Большой человек из Внешней разведки позвонил Булатову по «вертушке», тот вскочил с кровати как был в одних трусах и вытянулся в струнку. Звонивший сказал, что в Центре рассудили просто: раз Булатов начинал это дело и успешно ведет его, - ему и заканчивать.

Главное, – генералу дали понять, что на кону высокая должность, которая последние два года оставалась вакантной, словно ждала своего хозяина, и теперь, уже очень скоро, вопрос будет решен в его пользу, а государственные награды и внеочередное звание – это своим порядком, без проволочек. Булатов со слезой в голосе ответил, что высшая награда для него - служить отечеству и народу.

* * *

Время тянулось медленно, Булатов, съедаемый меланхолией, читал газеты и подолгу сидел у окна, запихивал пальцы под повязку, закрывающую нос, трогал его кончиками пальцев, - и на душе становилось тревожно. Как-то утром он взял круглое зеркальце, снял повязку с лица и поморщился. Сломанную перегородку носа ему никто не лечил, и теперь нос сросся как-то не так, цветом и формой стал похож на лежалый тронутый плесенью баклажан. Генерал вызвал врача и коротко высказал ему свое недовольство.

Перепуганный врач куда-то убежал, но вскоре вернулся, доложив, что в медсанчасти нет специалиста, который занимается лицевой хирургией, но через посольство уже договорились с одной из здешних клиник. Булатова, как только он закончит со срочными делами, отправят к американцам на операцию. Врач ушел, а Булатов думал о том, что, если с ним что-то случится, наши врачи и посольские бюрократы скажут, что это они, американцы, лицо изуродовали и свели генерала в могилу. Да, этот сломанный нос вроде мелочь, но жизнь портит.

На следующий день врач из американской клиники явился, чтобы осмотреть пациента. Это был высокий еще довольно молодой человек в халате, шапочке и маске. Булатова уложили на медицинский стол, врач склонился над ним и потыкал в нос шпателем, - генерал закричал от боли. Американец что-то сказал русскому хирургу, повернулся и быстро вышел. Русский врач наложил новую повязку на лицо и передал, что нужна всего лишь небольшая, можно сказать, пустяковая операция, которую без проблем сделают американцы там, у себя в клинике… Он махнул рукой в сторону окна и добавил, что после операции Булатов помолодеет и перестанет грустить.

После этого странного визита генералу стало казаться, будто он уже видел человека, который назвался американским врачом, но не в городской больнице Нью-Йорка, а где-то в посольстве или консульстве, среди своих. И представлялся он русским, и вовсе не врачом, - а дай бог памяти, - каким-то референтом. Надо было попросить этого чертова врача, когда он был здесь, снять маску, но это было как-то неудобно, неловко...

Булатов ножницами подрезал бинты и стал с тоской смотреть на обвисший коричневато-сизый нос, который, если зеркальце опустить и посмотреть снизу, своим концом почти достигал верхней губы. Генерал пытался натянуть марлевую повязку, но под нее нос не хотел залезать. Тогда Булатов при помощи клея и ножниц соорудил из двух старых повязок одну большую, пошел в ванную, где висело зеркало, тоже мутное и маленькое, ни черта не разглядишь, видно только, - что на лице болтается нечто большое, прикрытое бинтом, похожее на кусок… Даже слово это произносить не хотелось. И еще одна деталь, - кажется, нос источал запах. Запах того, на что он был похож. «Насколько я понимаю в медицине, это некроз тканей», - подумал Булатов и сам испугался этой мысли.

(Продолжение следует)

Добавляйте CСб в свои источники дзен

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: