(Продолжение. Начало книги здесь)

Глава 48

Сидорин через бинокль видел, как Зоран и Казаков вошли в дом. Прошло минут пять, ожила рация, Казаков сказал:

- Мы его нашли. Слышишь?

- Он жив?

- Он спал в подвале, когда мы спустились… Такие дела. Мы будем готовы минут через десять.

Сидорин, оглушенный радостью, сказал:

- Все, считай, работа кончена.

- Серьезно? – переспросил Дегтярь.

Эта новость его почти не взволновала. Дегтярь не был посвящен в детали задания, он знал только то, что их группа занята поиском человека, обладавшего важной для Москвы информацией, и еще, этот тип присвоил кучу драгоценностей и казенных денег. Дегтярь давно усвоил: надо знать ровно столько, сколько разрешает начальство и не лез с расспросами.

- Нашли, - повторил Сидорин. – Вот же история…

Дегтярь видел, как неподалеку от дома Ирмы остановился черный фургон с логотипом строительной компании и раздвижной лестницей на крыше, водитель разговаривал по телефону.

- Посмотри, - сказал Дегтярь. – Видишь фургон?

Через минуту синий седан подъехал и остановился на дальнем углу домовладения, рядом с тем местом, где Разин перемахнул забор. Двигатель выключили, водитель и пассажир остались на местах. Еще через пару минут золотистый Мерседес медленно проехал по улице и пропал из вида, но вскоре появился с другой стороны, сбавил ход возле дома Ирмы, заехал на пустырь и остановился.

Сидорин поднес рацию к губам и сказал:

- Не спешите выходить. Подъехали фургон и два седана. Золотистый Мерседес, машина Джона Ковача, на пустыре напротив вашего крыльца. Что делать?

- Ждать, - сказал Казаков. – В дом они вряд ли сунутся. Когда стемнеет, надо будет подогнать машину к заднему крыльцу. Мы выйдем, Дегтярь прикроет.

Было видно, как из фургона выбрались двое мужчин, один в кожаной куртке, джинсах и черной шапочке, второй в коротком пальто и кепке. Они поднялись на крыльцо, постучали, а потом позвонили, но никто не вышел открыть. Мужчина в куртке достал ключи, без труда открыл первую дверь из железных прутьев, но вторая массивная дверь со вставкой из стекла была заперта изнутри на замок с предохранителем и засов.

Из синего седана вылез водитель и два пассажира, ключом открыли замок калитки, вошли на задний двор и пропали за углом.

- Я первый, у парадной двери стоят два парня, - сказал Сидорин. - Еще трое на заднем дворе.

- Через заднюю дверь они не войдут, - ответил Казаков. – Только зря время потеряют. Она обшита железными листами изнутри и снаружи. Можно сломать замки, но там еще и задвижка или две задвижки. На окнах решетки. Сюда легче всего попасть через второй этаж. Или высадить переднюю дверь, но на это уйдет временя.

- А если у них с собой взрывчатка?

- Не будем о грустном.

Сидорин видел в бинокль, как мужчина в клетчатой кепке возился с нижним замком, он присел на корточки и от усердия высунул кончик языка. Второй мужчина в пальто быстро замерз, он похлопывал себя по груди и бокам и переминался с ноги на ногу.

* * *

- Я точно знал, что вы меня найдете, - сказал Сосновский. Он снял очки и провел ладонью по лицу, вытирая слезы. – На сто процентов. Иначе давно бы умер.

В подвале было прохладно, под потолком горела лампочка, спрятанная в плафоне. Из единственного окошка сюда попадало немного света. Сосновский, одетый во фланелевые брюки с дырками на коленях, неопределенного цвета футболку и серую курточку, сидел на краю койки в дальнем углу. Тут же лежал Зоран Тачи, которого сморил сон. Время от времени его лицо дергалось, казалось, что Зорана щекотали голубиным перышком, иногда он сладко стонал, будто переживал в своих сновидениях близость с любимой женщиной.

- Я ошибался, - сказал Сосновский. – Думал, что смогу уехать и дожить свой век где-нибудь далеко…

Казаков вынул из кармана диктофон, нажал кнопку «запись» и попросил начать с начала. Сосновский прикурил сигарету и сказал, что он нашел некоего Даниэля Моретти, который, - как тогда казалось, - хотел сделать инвестиции в свое будущее и будущее своих детей, - купить несколько очень дорогих украшений, европейской довоенной работы. Моретти некогда был связан с мафией, но последние годы отошел от дел и занимался честным бизнесом. Он обманул Сосновского, сам пропал с концами и всю семью вывез за границу и спрятал. Эту историю Сосновский постарался скрыть от Москвы, вскоре в Нью-Йорк прилетел его куратор генерал Булатов, они встретились...

Это был тяжелый разговор. Генерал сказал, что все неприятности с пропажей товара и денег, будут стоить Сосновскому карьеры, а может быть, и жизни. Кроме того, Центр получил донесение от одного из нелегалов: уже давно Сосновский утаивает значительную часть выручки от продажи драгоценностей, значит, в скором времени его отзовут в Москву и допросят. Генерал всегда относился к Сосновскому с симпатией, как к товарищу, и замолвит словечко, чтобы потянуть время. Теперь нужно решить, что лучше: кончить жизнь в пыточных подвалах Лефортовской тюрьмы или скрыться навсегда - и дал три дня на раздумье.

- Ты ему поверил? – спросил Казаков.

- Почему нет? Других вариантов не было. Пользуясь ужасающей неразберихой в документах, которые присылали из Москвы, я уменьшал в отчетах суммы выручки, разницу клал в карман. При следующей встрече Булатов сказал, что единственный выход - побег, но не надо торопиться и покупать билет прямо завтра. Бежать с пустыми руками – глупо, а время еще есть. Пока в Москве возьмутся за расследование, пока раскачаются… Мне надо придерживать кое-какие вещи, не продавать их, а спрятать в надежном месте. Мою безопасность будет обеспечивать некий Джон Ковач. У него есть опыт в таких делах, есть подготовленные люди. Ковач давно работает на Москву, но не на Лубянку, он выполняет личные поручения Булатова.

Сосновский остановился, попросил у Разина сигарету, чиркнул спичкой. Зоран Тачи беспокойно заворочался на койке, перевернулся на живот и застонал. Сигарета сломалась, Сосновский сказал:

- Не могу о серьезных вещах… Разбудите его.

- Ну, зачем? – вступился Казаков. – Может быть, у него свидание с подружкой. Продолжай…

* * *

- Мой отзыв в Москву был отложен, - сказал Сосновский. - Иногда казалось, что обо мне совсем забыли. Булатов тормозил разбирательство. Бестолковую эпоху Горбачева сменила воровская эпоха Ельцина, который не любил комитетчиков и по-всякому старался испортить им жизнь. В Ясенево и на Лубянке все были заняты только политикой, лучшие кадры ушли. Я тянул время и готовился к побегу. За мной приглядывал Джон Ковач и его парни, а также люди из конторы. Мне очень мешал мой помощник Стивен Мур, на деле подполковник русской разведки, с ним надо было что-то делать. Булатов хотел организовать несчастный случай, но я купил этого парня за приличную сумму. С такими деньгами Стивен возвращаться в Москву уже не захотел.

- Мура убили в Новом Орлеане, - сказал Казаков. – Когда он приехал к своей девчонке. Это сделали люди Ковача.

Сосновский снял очки и вытер слезящиеся глаза, он выглядел так, будто провел в подвале уже полжизни, волосы доставали плеч, в неволе он похудел вдвое, лицо сделалось вытянутым, каким-то плоским, незнакомым, на заострившимся носу сидели очки в пластиковой оправе. На предплечьях были заметны круглые и продолговатые шрамы, видимо, во время первых допросов руки прижигали горящими сигаретами. Какое-то время его почти не кормили, он сутками лежал на спине, иногда позволяли дойти до туалета и помыться.

Приходил какой-то врач, он сделал пару уколов, срезал омертвевшую кожу со спины ножницами и сказал, что пленник скоро умрет. Сосновского перестали привязывать к койке, а потом перевезли к тетушке Ирме. Здесь его не пытали и не били, но кормили в основном хлебом и кашей. Ему выдали жилетку, кальсоны, белье, теплые войлочные тапочки и несколько книг, чтобы заполнить чтением пустоту в сердце. Действительно, у койки лежала зачитанная «Биография Черчилля», а рядом пособие «Как выращивать цветы в домашнем саду». В одной из книг Сосновский нашел две сотенные бумажки, теперь они, скатанные в трубочки, торчали у него из-за уха.

Иногда приезжал Ковач, он привозил большие порции еды из ресторана и хорошие сигареты. Он решил, что после первых допросов, бесконечных и страшных, пленник частично потерял рассудок. При встречах Сосновскому повторяли: стоит только захотеть, - и можно превратиться в свободного человека, богатого и успешного хозяина жизни, а не жалкого придурка. Сюда приходили какие-то господа, они угощали Сосновского печеньем с глазурью, кофе и сигарами.

Разговаривали по-доброму, обещали, что после освобождения он получит билет первого класса в Италию и там сможет полюбоваться на свой домик, показывали фотографии окрестностей. Его спрашивали: зачем подвергать себя мучениям, если жизнь так коротка и прекрасна? Пару раз приводили врача психиатра, тот задавал вопросы, эта говорильня продолжалась долго, но Сосновский знал, как себя вести и что говорить, когда симулируешь сумасшествие.

Казаков раскачивался на задних ножках стула и не перебивал рассказчика вопросами, держал диктофон и молчал. Разин стоял у стены и глядел в пол. Они услышали покаянную исповедь пленника, узнали подробности его заточения и жизни в неволе, остальное - потом…

* * *

- У нас еще есть время? – спросил Сосновский.

- Немного, - кивнул Казаков. – Говори.

Сосновский спросил Разина:

- Помнишь роскошную квартиру в Бруклине неподалеку от моста? Ее использовали для контактов с агентами. Вот там я спрятал все самое ценное, несколько коробок с драгоценностями, и деньги. Около трех миллионов долларов крупными купюрами.

- Семиэтажный дом неподалеку от Бруклинского моста? – спросил Разин. - Большая квартира с тремя спальнями, гардеробной, музыкальной комнатой и столовой. Когда ты пропал, везде прошли обыски. Осмотрели каждый дюйм. Твой клад должны были найти. Ты ничего не путаешь?

- Там не было обысков. За год до начала всех событий я получил из Москвы приказ срочно продать кое-какую собственность. Была нужна валюта, Москва избавлялась от квартир, которые служили тайниками для денег и ценностей, для встреч с нелегалами. Настала очередь той квартиры. Первый же покупатель взял ее без раздумий за триста девяносто тысяч долларов. Если не ошибаюсь… Я передал наличные и бумаги, удостоверяющие сделку, московскому курьеру.

- Покупателем квартиры был ты сам?

- Да. Точнее, подставное лицо. Один знакомый старикан, которому я иногда оплачиваю выпивку. Его зовут Рик. Кстати, перед продажей квартиры я получил из Москвы распоряжение убрать оттуда все сейфы и тайники. Но сейфов там никогда не было. Да, я получал деньги, чтобы оборудовать пару надежных современных сейфов, но спустил все в карты. Короче, я сам, своими руками, оборудовал там тайники. Сэкономил деньжат…

- Где они? – спросил Казаков.

- Между ванной и кладовкой, двери которых выходят в коридор, справа и слева я вырезал куски стен. Два на полтора метра, получилось много места справа и чуть больше слева. Дом старинный, стены толстенные, в те времена перегородки делали из нескольких слоев деревянных реек, а сверху штукатурили. Трудоемкая была работа. Я сделал внутри стены полки, вместо старых реек поставил куски сухой штукатурки. Все заделал и закрасил.

- А деньги?

- Наличные под полом в гостиной в отдельных кейсах. Купюры по пятьдесят и по сто долларов. Мыши их не сожрали. Все упаковано в герметичные пакеты, пакеты в чемоданах. Надо снять плинтусы, разобрать паркет… Ну, это не проблема. Вот еще… Там одно место есть. Старые хозяева оставили пианино. Я переделал его в тайник. Надо снять нижнюю панель, где педали. Под ней еще одна панель, фанерная, из клена. За ней, - кое-какие безделушки.

Сосновский всхлипнул и замолчал.

(Продолжение следует)

Добавляйте CСб в свои источники дзен

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: