Борис провел еще одну ночь в пустой квартире в Марьиной Роще. Вернулся рано, не включая света, посидел на кухне, разглядывая через окно пустырь и строительный забор. Пол Моррис обещал придти около полуночи, но придет ли, - неизвестно. Дом жил своей таинственной жизнью, неведомой чужому человеку. Поскрипывали доски, будто кто-то ходил в квартире наверху, раздавались шорохи, то ли ветер за окном, то ли мыши бегали под половицами, потом все стихало, но рождались новые звуки, теперь казалось, будто кто-то ходил в общем коридоре, останавливался с другой стороны двери, ждал и снова уходил.

В первом часу ночи постучали, как условлено: два стука через интервал один и три. Борис зажег электрический фонарик и открыл. Сели в кухне, Пол сказал, что пришел с хорошими вестями. Документы на Полину готовы, ее, как и было договорено заранее, вывезут через границу в Финляндию. По паспорту она американка, жена дипломата Френка Фелтона, супружеская пара путешествует на своей машине. Все уже согласовано с властями, - так положено по закону. Эта поездка не вызовет подозрений КГБ, американцы часто катаются туда и обратно. Сейчас сестра Бориса в безопасности, она на территории американского посольства, там ей ничего не угрожает.

Но Фелтон нервничает. Выдать Бориса за иностранного дипломата, сотрудника торгпредства или журналиста после громкой истории с убийством уже невозможно. Фелтон не согласится на этот опыт даже под страхом смерти, наверное, он прав. Фотографии, словесное описание внешности Зотова сейчас на всех пограничных постах, и проскочить будет трудно, почти невозможно. Фелтон не хочет рисковать, в случае неудачи все обернется большим скандалом, его карьера будет кончена, да и вообще своих постов, должностей, денег лишатся многие профессиональные разведчики с паспортами дипломатов.

Но это полбеды. Только представь, какой вой поднимут советские газеты и телевидение: американцы, пользуясь дипломатическим прикрытием и вывозят из СССР жестоких убийц. Скандал никому не нужен. Но Борису все-таки хотят помочь. Как именно, будет известно в самый последний момент. Пол достал вчетверо сложенную карту, цветную, похожую на иностранный туристический буклет. Борису нужно выехать в Карелию завтра, Фелтон будет ждать в месте, обозначенном на карте, с четырех до пяти вечера через два дня.

Если Фелтон не появится, нужно придти на следующий день и ждать. Если Фелтона снова не будет, - а он может задержаться, что ж, Борису придется приходить на это место еще два-три дня. Ночи холодные, ночевать в лесу нельзя, с непривычки можно насмерть замерзнуть. Лучше в ближайшей деревне попроситься на ночлег к кому-то из местных жителей. Сказать, что рыбак из Москвы, это не должно вызвать подозрений, рыбаков на Онежском озере много.

Место встречи - глухое, развилка лесных дорог, движения там нет. Это в стороне от шоссе, до ближайшего населенного пункта семь километров, еще через тридцать километров на северо-запад начинается режимная пограничная зона, туда нельзя без специального пропуска КГБ, еще дальше - граница. Фелтон свернет с шоссе, поговорит с Борисом, сообщит, какое решение принято, что делать дальше, даст подробные указания и карту. Скорее всего, Борису помогут нелегально перейти советско-финскую границу. А дальше - надо надеяться на удачу. Вот и все, что поручили передать. Больше новостей не будет, это последняя встреча с Полом.

- Спасибо за хорошие новости, - сказал Борис. - Главное, что Полина в безопасности. До Карелии я доеду на машине. Я немного знаю эти места. Бывал там с моей бывшей девушкой, ну, Тоней Чаркиной. У ее тетки свой дом неподалеку от этого места. Может быть, у Тони Чаркиной есть ключи. Надо с ней встретиться.

- Приятное совпадение. Вот видишь, черная полоса кончилась, тебе начинает везти.

- Как думаешь: в погранзоне у Фелтона могут возникнуть проблемы? Ну, пограничники могут задержать его на некоторое время, проверить по-настоящему?

Пол пожал плечами.

- Твой вопрос к Богу, - наверное, только он знает ответ. Вообще-то Фелтон дипломат. Его машину не имеют права обыскивать на границе. Ну, теперь все. Мне пора идти.

Пол поднялся и обнял Бориса, повернулся и быстро вышел. Стихли шаги на лестнице. Борис сел у окна, стараясь разглядеть Пола в темноте за окном, но ничего не увидел. Шел дождь со снегом, до утра еще далеко.

* * *

Следующим вечером Борис оставил «Жигули» в одном из дворов на Малой Бронной, прошелся пару кварталов пешком. Смеркалось, прохожих не видно. Он свернул во двор, вошел в подъезд дома, поднялся лифтом на седьмой этаж. Короткая трель звонка, шаги, дверь распахнулась на ширину цепочки.

- Это ты?

Цепочка упала, Антонина Чаркина отступила в темноту прихожей.

- Почему ты не позвонил? - она всегда задает этот вопрос. - А если бы здесь сидел мой поклонник? Ну, вдруг? Ты каким был, таким остался. Бесцеремонным человеком.

- Я принес деньги, - он хлопнул ладонью по сумке, висевшей на плече. - Но если ты не одна, зайду в другой раз.

- Нет-нет, что ты… Очень рада.

Он вошел, скинул пальто, достал из сумки бутылку вина и свертки с продуктами, купленные по знакомству, - в магазине, что проезжал по дороге сюда, директор - старый приятель. Антонина провела его в кухню. Она была одета в узкую юбку, кофточку «лапша», плотно обтягивающей ее большой бюст. Из-под кофточки торчал воротник блузки, видно, недавно вернулась с работы. Тоня порезала Любительской колбасы, Пошехонского сыра, поставила бутылку десертного вина и один пустой стакан, села к столу. Проглотив слюну, стала полировать взглядом бутылку, но выпить отказалась. Теперь она позволяет себе глоток-другой только по большим праздникам, - все-таки работа ответственная и, главное, - сын растет.

Прошли годы, но здесь ничего не изменилось. Те же полки на стенах, только пластик пожелтел, та же кухонная плита, стол и табуретки. Сквозь стекла виден узкий прямоугольник двора с тополем посередине, кажется, он разросся, сделался шире и выше, заполнив ветвями все свободное пространство. Тоня смотрела с внимательным прищуром, словно, это последняя встреча, словно хотела запомнить Бориса навсегда.

- Ты плохо выглядишь, - Тоня всегда умела подобрать приятные слова. - Какой-то я даже не знаю… Пожеванный. Кто-то из классиков написал: «Жизнь разжевала его и выплюнула». Помнишь?

- Нет. Но доверяю твоей памяти. Разжевала и выплюнула… Это про меня?

- Ну, не совсем. Я говорила, что умер сосед по квартире? Помнишь, такой маленький старикашка, дядя Саша. Он все извинялся, по поводу и без. Войдет на кухню - извините, чихнет - извините…

- Нет. Ты только сказала, что пока живешь одна. Соседка уехала.

- Пока одна. Лида, - дочь дяди Саши, - у родственников. Хотя что я говорю, - какая она Лида? Этой Лиде давно полтинник стукнул. Она, еще до отца, - своего мужа похоронила.

Тоня помолчала и перешла к самой важной, обязательной части разговора. В прошлые выходные она навещала их сына Васеньку на пятидневке в Ватутинках, привезла фотографию Бориса, сказала мальчику, - этот дядя и есть папочка, которого ты ждал, - скоро увидитесь. Папочка купит сынку красную машинку и пистолет, стреляющий такой пластмассовой палочкой с присоской на конце. Если Борис захочет увидеть Васеньку, можно поехать в Ватутинки вместе, в следующие выходные. В руках Тони оказалась фотография худенького белобрысого ребенка, будто она держала карточку в рукаве, готовая к неожиданному визиту.

Борис взглянул, - кажется, этот снимок он уже видел. Сказал, действительно, мальчик хороший, чем-то похож на отца. Впервые он сам, - помимо воли вырвалось, - произнес слово «отец». Тоня расцвела в улыбке, - с этой улыбкой на лице вдруг появлялось множество незаметных минуту назад морщинок. Борис вспомнил то, чего никогда не вспоминал, о чем не думал: Тоня старше его на девять лет, прежде эта разница была почти незаметна, теперь, когда пыльца молодости облетела, - все вылезло наружу. И еще пришла мысль, что время всеядно. Оно разжует и проглотит без разбора, самые невкусные куски.

- Одно лицо, - фотография мальчика куда-то исчезла, словно Тоня пальцами фокусника снова засунула ее в рукав. - Все говорят: одно лицо, копия. Да, все так говорят. И Маша тоже. Ты помнишь Машу? Ну, мою знакомую, похожую на морскую свинку. Впрочем, - помнишь или нет, - уже не важно. Столько лет прошло, подумать страшно. Вот и сынок подрос. Господи, если бы ты только увидел Васеньку. Он такой послушный… Но нужна мужская рука, мужское слово. Иногда, может быть, даже ремешок. Все деньги принес?

- Пять тысяч. Остальные через неделю.

Он сходил в прихожую, вернулся с деньгами, пятидесяти и сторублевыми банкнотами, набитыми в большой почтовый конверт из плотной бумаги. Антонина разложила деньги на столе, словно пасьянс, несколько раз сосчитала и пересчитала, всплакнула, все убрала в конверт. Но не стерпела, вытащила, еще раз пересчитала. Хотела заплакать, но решила, что это уже лишнее.

- Выпей со мной хоть глоток, - попросил он.

Она поставила стакан себе, а когда поднимала его, чтобы выпить, рука вдруг задрожала, - это было лишь секундная слабость, с которой она справилась. Борис поел, разрумянился, на душе стало легче. Последний раз он появился здесь лет шесть назад, тогда роман с Антониной был уже безнадежен. Она увлеклась моложавым профессором, тот дважды в неделю, вечерами, помогал сочинять кандидатскую диссертацию, а Борис с его неуклюжими ухаживаниями, бесперспективной работой, - милиционер оперативник с небольшим окладом, унылым копеечным существованием от получки до получки, - не вписывался в светлое будущее красавицы, без пяти минут кандидата наук.

Их последний разговор с глазу на глаз состоялся в полутемной прихожей. Он пришел после работы, Тоня выскочила в новом бирюзовом халатике из синтетического шелка, с неохотой впустила, - на лестнице курил сосед из квартиры напротив, такой пожилой дядька с огромными, как локаторы волосатыми ушами. Кажется, он умел слышать сквозь стены, все запоминал, а потом пересказывал жене, жадной до сплетен, а та уж разносила соседям и по двору. От Тони пахло самыми модными французскими духами «Черная магия», американскими сигаретами и сладким кагором.

Не зажигая света в прихожей, она горячо зашептала, что если захотел зайти, - надо заранее позвонить, а не сваливаться, как кирпич на голову, сейчас она занята, и в ближайшие недели ни одной свободной минуты не выпадет, и вообще - их отношения себя изжили, дошли до определенной стадии, до той степени, когда дальше уже нет ничего, - только пустота… Но об этом не сейчас, не сегодня, как-нибудь в другой раз, это будет отдельный трудный разговор.

Он испытал неловкость и смущение, и ушел, решив, что больше никогда не напомнит этой женщине о своем существовании, если нужен, - сама появится. Но все-таки несколько раз малодушно нарушил обещание, позвонил, это были сухие унизительные для мужского достоинства разговоры, которые спустя время казались еще более унизительными. Сейчас он вспоминал Тоню шестилетней давности, ее короткий шелковый халатик на голое тело, небрежно наспех завязанный поясок, - и удивлялся своему теперешнему спокойствию, любовь прошла, сгорела, не оставив ничего, - даже горстки пепла. И не жалко ни той любви, ни расставания с той женщиной, ни Тони, ни себя, - ничего не жалко.

(Продолжение - Глава 54)

Москва, 1979 - все главы

Больше новостей и ближе к сути? Заходите на ленту в Телеграм!

Добавляйте CСб в свои источники ЯНДЕКС.НОВОСТИ.