(Продолжение. Начало книги здесь)

Глава 34

Минута прошла быстро. Гонзалес, сидя в кабине, грыз зубочистку, смотрел в зеркальце заднего вида на открытую веранду и ближний угол дома. Ему хотелось помолиться, хотелось, чтобы все это скорее кончилось, хотелось оказаться на родине, хотелось принять ванну... Теперь он мог лишь догадываться о том, что происходит на дороге и вокруг дома. Надо думать, что чужаки, которые приехали сюда, не сразу осмелеют и рискнут подойти ближе, они же видят, что пространство вокруг голое, на нем негде спрятаться. Гонзалес сказал себе, что все обойдется, всегда обходилось и сейчас обойдется, но усидеть в кабине не мог.

Он вышел, оставив двигатель включенным, поднялся по ступенькам крыльца на веранду, там все было пусто. Теперь надо глянуть, что происходит на подступах к дому. Он, держа пистолет в полусогнутой руке на уровне живота, спустился вниз, вернулся к пикапу и пошел дальше вдоль стены. Он двигался медленно, будто боялся наступить на противопехотную мину. Теперь осталось завернуть за угол, взгляду откроется разрушенный дровяной сарай и дорога на заднем плане, Гонзалес услышал какой-то странный шум, так скрипит битое стекло, он остановился на углу и замер, скрип стекла стал ближе.

Сделав шаг вперед, Гонзалес повернул за угол. На расстоянии в три-четыре ярда увидел человека с карабином, за ним двигался второй… Гонзалес выстрелил дважды, человек выронил карабин, отступил на шаг, встал на колени, будто перед свиданием со всевышним, захотел вознести молитву, но не устоял на битом стекле и упал. Гонзалес несколько раз нажал на спусковой крючок. Стрелки стояли так близко друг к другу, что промахнуться было трудно. Второй мужчина оказался проворнее своего напарника, он успел выстрелить в ответ, потом вскрикнул руки и повалился на спину. Гонзалес перезарядил пистолет, в горячке перестрелки он не сразу понял, что ранен.

Боли почти не было, но голова слегка закружилась, он повернулся и пошел назад, забыв взглянуть на дорогу. Сделав три десятка шагов, почувствовал слабость, остановился у пикапа, привалившись к нему плечом.

* * *

Из дома вышел Казаков, подошел к Гонзалесу и спросил:

- Где Стрейт?

- Он убит, - сказал Гонзалес. – Там, у дороги.

- Это точно? Ты не ошибся?

- Его срезали автоматной очередью. Прямо на моих глазах.

Казаков спросил:

- Мы сможем его забрать?

- Вряд ли. Он лежит на открытом месте… А против нас трое или четверо… С автоматами…

Только сейчас Казаков заметил, что Гонзалес едва стоит на ногах.

- Куда тебе зацепило?

Гонзалес вместо ответа распахнул куртку и задрал майку. Пуля попала в живот, левее пупка, кровавое пятно разошлось над ремнем по майке и внизу по джинсам. Казаков выругался, поставил железный ящик на землю и помог Гонзалесу забраться в кузов, обернулся к Разину и сказал:

- Внизу я видел одеяло. Принеси.

Разин обернулся за полминуты, бросил наверх одеяло, простыню и ружье, поставил ногу на заднее колесо и перемахнул бортик. Сидорин сел за руль, Казаков на пассажирское место, поставив ящик под ноги, пикап рванул с места и свернул к болоту, вслед никто не стрелял.

Около мили ехали по полю, затем по краю болота к проселочной дороге, которую помнил Сидорин, когда-то бывавший в этих местах, но воспоминание оказалось весьма расплывчатым и неточным. Они снова выехали на пустое пространство, рыхлую землю, машина едва не утонула в этом жидком месиве, но дальше пошел твердый грунт. Показалась дорога, Сидорин взял правее и проехал по ней полмили, но оказалось, что грунтовка была технической, ее использовали только во время полевых работ, она вела к силосной башне и двум запертым ангарам, где хранились удобрения, и там заканчивалась. Сидорин не хотел гнать машину по вспаханному полю, он остановился, в раздумье постоял минуту и, развернувшись по широкой дуге, поехал назад, надеясь, что грунтовка рано и ли поздно все-таки выведет к шоссе.

В кузове сильно трясло, Разин постелил одеяло в два слоя, стянул с Гонзалеса куртку, расстегнул ремень и приспустил штаны. Он осмотрел рану, пуля, возможно, задела поджелудочную железу, хорошего мало, но какие-то шансы еще есть. Чтобы успокоить кровь, Разин ножом порезал простыню на длинные лоскуты, заткнул рану кусочком материи, свернутым в твердый жгутик, и перевязал сверху. Гонзалес все время держался руками за живот, на минуту-другую впадал в забытье и снова приходил в себя. Повязка на какое-то время замедлила кровотечение, но раненыйсорвал ее, скатился с одеяла и перевернулся на живот. Он ползал по дну кузова, оставляя за собой широкий кровавый след, натыкаясь на грязную ветошь, пустую пластиковую канистру и какой-то инструмент, Разин не мог его успокоить.

Дорога привела к лесопосадкам, идущим по краю пашни, и пропала, буто стертая ластиком. Сидорин нервничал, он заметил погоню, только когда Разин сверху постучал кулаком по крыше кабины. За ними по дороге шла неизвестно откуда взявшаяся бордовая Тойота, она быстро сократила дистанцию и повисла на хвосте в двадцати ярдах от пикапа. Справа по полю наперерез гнал Джип Чироки бежевого цвета.

- Сворачивай направо, на то поле, - крикнул Казаков, он вытащил пистолет и передернул затвор. – Впереди посадки, мы не проедем там…

Казаков схватился за скобу над дверцей, закрыл глаза и вжался в сидение. Сидорин, не послушав, переключился на четверную передачу и выжал газ, пикап проломился сквозь молодой осинник и заросли, похожие на колючую проволоку, снова оказался на поле. Тойота потерялась среди молодых деревьев, но Джип, срезав угол, подобрался ближе. Разин подумал, что здесь, на этой земле, они недавно уже были, когда уезжали с фермы, - поперек поля виден свежий след протекторов.

Разин постучал кулаком, наклонился и крикнул:

- Сбавь немного.

Сидорин чуть притормозил, расстояние до Джипа Чироки сократилось до пятнадцати ярдов. Пассажир Джипа залез ногами на сидение, высунулся через люк на крыше. Это был крепкий парень с длинными волосами, которые трепал ветер, он был спокоен, будто привык к таким вот поездкам на природу, со стрельбой и настоящей кровью. Он прищурился, поправил прозрачные очки, защищающие от ветра и стрелянных гильз, наклонился, принял из чьих-то рук охотничий карабин. Разин сидел в заднем углу кузова, расставив ноги и вцепившись в бортик, чтобы не вывалиться на дорогу. По кузову ползал Гонзалес, он остановился на мгновенье, погрозил кому-то кулаком, широко открывая рот, что-то прокричал, но за ревом мотора ничего не было слышно.

Когда тряска немного уменьшилась, а расстояние сократилось еще на пару ярдов, Разин, не вставая, поднял ружье и выстрелил в лобовое стекло Джипа. Заряд попал ниже, в моторный отсек. Джип подпрыгнул, будто наехал на кочку, и вспыхнул, еще не успев приземлиться. Казалось, что в моторе рванула противотанковая граната. Взрыв прокатился эхом по ровному полю, отлетевший капот, на секунду повис в воздухе и помчался вниз, как нож гильотины. Машина, объятая пламенем, вильнула, потеряв дорогу, покатилась куда-то по полю и опрокинулась на бок. Разин уже не видел, как взорвался бензобак, верх поднялось облако дыма. Гонзалес лежал у правого бортика, стонал и мял руками одеяло.

Пикап свернул налево, промчался по прямой через пустошь и оказался на асфальтовой двухполосной дороге. Казаков поглядывал на железный ящик, и душу шевелила радость победы и скрытое торжество, однако гибель двух оперативников, стрельба и кровь, наполнили душу тоской и горечью. Погибли молодые парни, они вели себя мужественно, но что толку…

С Гонзалесом Казаков познакомился всего лишь пару месяцев назад, Стрейта знал лучше, вместе они уже выполняли одно поручение, тогда обошлось без стрельбы, главное, Стрейт доказал, что он кое-что умеет и не струсит, когда будет надо. Такой день настал, Стрейта больше нет. Его тело скоро найдут полицейские, потом отвезут в судебный морг для вскрытия. Казаков смотрел на ящик, и тоска отпускала. Он вспомнил бледное лицо Гонсалеса, глаза, в которых застыла боль, вспомнил глубокую с ровными краями дырку в его животе, - и подступала тошнота…

Через четверть часа они проехали поселок, вскоре добрались до окраины Скрантона, но не стали там останавливаться, поехали дальше, на развилке выбрали не шоссе, а местную дорогу. Некоторое время ехали непонятно куда, потом свернули на лесную дорогу, а рядом с ней нашли ровную площадку. Смяв молодые деревца, остановились на полянке. Метрах в двадцати начинался склон высокого холма, заросший молодым лесом, он спускался к ручью.

* * *

Сидорин выключил двигатель, на онемевших ногах выбрался из машины, заглянул в кузов и покачал головой. Гонзалес лежал, прижавшись к окровавленному одеялу, будто к любимой женщине. Теперь все, происходящее в этом мире, его больше не волновало.

Разин спрыгнул на землю, увидел неподалеку ствол поваленного дерева, сел на него и вытащил мятую пачку сигарет. Казаков подумал, что машину хорошо бы сжечь. Он достал из кузова канистру, хотел слить из бака остатки бензина, но остановился, - столб черного дыма будет заметен издали... Он отошел в сторону, по мобильному телефону дозвонился человеку, имени которого не назвал, и попросил срочно приехать и выдал список того, что надо привести. Закончив разговор, посмотрел на куртку Разина в бурых пятнах, на его темное от копоти лицо и руки в запекшейся крови. Сидорин, обсыпанный землей с головы до ног, с всклокоченными стоявшими дыбом волосами выглядел не лучше.

Казаков сказал:

- Слушайте: за нами приедут и заберут отсюда. Но это еще нескоро. Сейчас нам нужна вода и лопата, чтобы похоронить Гонзалеса. Единственный человек в чистой одежде - это я. А полицейские в маленьких городах – придирчивые. Короче, план такой. На выезде из Скрантона была автобусная остановка, значит, по этой дороге до города ходит автобус. Дождусь его или поймаю попутку, воды привезу. Ваша задача: до последнего вздоха защищать наш трофей. Понято?

- Воды побольше, - попросил Сидорин. - И лучше сладкой…

Казаков повернулся и пошел к дороге.

* * *

Разин и Сидорин молча просидели минут десять на поваленном дереве. Сидорин поднял голову к небу и сказал:

- Мы одни, нас никто не слушает. Можно немного поболтать, ты не против?

- Выкладывай, чего надумал.

- Вот сижу и не верится, что живой, - сказал Сидорин. - Может, ты не обратил внимания или не видел, но рядом с домом была емкость со сжиженным газом, литров на триста. Я увидел ее в окно первого этажа. Железная емкость, вроде большой бочки, лежащей на боку. Если бы пара пуль попала в эту бочку, мы бы все там заживо сгорели. Я искал эти украшения, копался в земле и вспоминал бочку. И думал: лишь бы не рванула…

- Наверное, она была пустая.

- В доме на обеих этажах было натоплено, аж жарко. Значит, газ в той бочке все-таки был… Мне не хотелось умирать.

- Все в порядке. Мы живы.

- Посмотри сюда - коленка трясется, ничего не могу с ней сделать. Она затряслась, когда я лежал на полу в доме и копался в земле железным ковшиком. Чувствую, что счет идет на секунды, и коленка трясется. И одолевает мысль о бочке с жидким газом… И еще любопытная штука. Чтобы вытащить из земли этот ящик, пришлось самому встать на землю, - иначе никак. Не было точки опоры. Тяну его за ручку и чувствую: ну, нет у меня силы вырвать эту тяжесть из земли. Выкапывать времени не осталось, а я не могу хоть на дюйм ящик приподнять. Тут нужна богатырская сила, которой у меня никогда не было… Тогда я выпрямился, закрыл глаза. И постоял так несколько секунд. Ни о чем не думал, не просил у бога помощи. Просто вдруг поверил, что смогу это сделать. Нагнулся, крепко обхватил ручку, потянул ее вверх. И вытащил… Просто чудо…

- Ну вот как классно, - одобрил Разин. – Кстати, ты ведь сам знаешь, что сейчас в Москве оперативникам из конторы платят жалкие копейки. На что жить думаешь, когда вернешься? И вот спасительное решение: сразу иди в цирк на Цветном бульваре. Там тебя запишут в силовые акробаты. Сделаешь свой номер. Озолотишься с этим ящиком…

Разин даже не закончил фразы, когда начал тихо смеяться не поймешь над чем, он хотел остановиться и не мог, живот словно судорогой свело, он наклонился вперед, но это не помогло, смех душил его. Сидорин сидел рядом и смотрел на Разина, не понимая, что же в этой шутке смешного. Потом представил себя, одетого в облегающее серебряное трико с блестками, он в свете софитов выходит на арену и кланяется публике. Следом на повозке, запряженной осликом, вывозят огромный ржавый ящик с ручкой. Его сгружает четверо дюжих атлетов...

Сидорин подумал, что это вовсе не смешно, а, наоборот, - пошло и грустно. И начал смеяться, будто его щекотали. Он задыхался от смеха, смеялся и не мог остановиться.

(Продолжение следует)

Добавляйте CСб в свои источники дзен

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: